Момент памяти или Монпансье для гвардии лейтенанта

Mkoa wa Lida – суахили.

МОМЕНТ ПАМЯТИ ИЛИ МОНПАНСЬЕ ДЛЯ ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТА

Музейный проект писателя Николая Черкашина к 50-летию создания романа Владимира Богомолова «Момент истины».

 1.

 «Момент истины» — самый знаменитый в истории отечественной литературы роман о работе контрразведки во время Великой Отечественной войны» – утверждает одно из предисловий к книге Богомолова. Или вот еще одна оценка (на интернетном форуме): «Момент истины» — интеллектуальный детектив, редкостный жанр сам по себе, да еще написанный не просто талантливым писателем, а художником-перфекционистом. Отвал башки!» Все это так и не так. Не так, потому что роман не столько о контрразведке и оперативниках, сколько о человеческом разуме и солдатской душе…

     «Момент истины» за полсотни лет выдержал свыше 140 переизданий. Роман был переведен на все языки мира, кроме польского… Я держал в руках богомоловскую книгу, изданную на суахили: «Wakati wa Ukweli» и на урду: سچائی کا لمحہ

     

     Проза Богомолова написана языком русской классики. В ней нет головокружительных метафор, завихренных олицетворений и прочих изысков. Она проста и скупа, порою протокольна, когда идет въедливое описание обстановки, действий, вещей… Но как же все это интересно, как держит, как заставляет читать каждую строчку!

Возможно, все дело в авторском «я» — в личности 19-летнего лейтенанта, от имени которого чаще всего ведется повествование. Ни грана самолюбования, скорее самоирония. Богомоловское «я» — это средоточие боли. Острой, пронзающей, вселенской боли, которой и живет вся русская литература. Подобная душевная боль русского офицера впервые прозвучала в гаршинских военных рассказах. И еще – в этих простых фразах нет ни малейшей фальши. Нет ложной патетики, выспренности, все буднично, все честно.

— Я сторонник массированной компетенции, — не раз повторял Богомолов, говоря о своем писательском труде. Я этого не афиширую, но никогда и не скрывал: у меня стационарное образование — довоенная семилетка. Все остальное я беру, так сказать, задницей. Наращивание компетенции, вникание в материал… Между прочим, когда дудаевцы вторглись в Дагестан, ко мне приехали два офицера из МВД с тетрадями и диктофонами — конспектировать мой опыт по созданию предельного режима. Я им сказал: «Ребята, мое базовое образование — семь классов». Уехали ни с чем.

Еще одно его любимое выражение: «Я всегда довожу своих героев до МХ».

«Что такое «до МХ»?»

«До могильного холмика…»

До «могильного холмика» доводил он и героев своего публицистического романа о генерале Власове, над которым Богомолов работал последние годы. Для него это был враг №1 — предатель. И он проверял Власова, равно как и тех, кто его окружал, с дотошностью капитана Алехина, добиваясь момента истины, заводя на каждого из них свое следственное дело, и, завершая его, подшивал архивную справку о месте захоронения того или иного невыдуманного персонажа. Это и называлось — довести героя до могильного холмика.

        Массированная компетенция – во всем, что касается профессиональной деятельности героев.  Не случайно повесть «Иван» изучалось на высших офицерских курсах «Выстрел», как пособие по заброске разведчиков  за линию фронта. Шерлок Холмс должен снять шляпу перед капитаном Алехиным и его двумя сотоварищами, те работали в несравнимо более трудных и опасных условиях, нежели лондонский сыщик. Да и более достоверно.

Но дело вовсе не в амбициях профессионалов. «Момент истины» много больше, чем военный детектив. Это книга души русского офицера. То, о чем сказал в своих стихах поэт-фронтовик Георгий Суворов – «есть в русском офицере обаянье…» Право, есть!

       Идет жестокая охота одних людей на других. Выслеживание, вынюхивание, ловля, стрельба… Тут впору озвереть и стать волкодавом – псом, который круче волка. Но почему-то этого с героями Богомолова не происходит. Почему-то матерому «чистильщику», мастеру стрельбы по-македонски, старшему лейтенанту Таманцеву, становится жаль двухлетнюю «пацанку» — дочь германского диверсанта, которую покусывают блохи в ее полунищенской хатенке. Почему-то  капитан Алехин проникается невольным уважением к совершенно «классово чуждой ему» пожилой польке пани Гролинской, у которой сын остался в восставшей Варшаве. Почему-то генералу Егорову, отнюдь не склонному к морализаторству, очень важно сказать своим подчиненным слова о «моральном аспекте» по отношению к солдатам, привлеченным к контрразведывательной операции: «…Каждого из этих тысяч привлекаемых необходимо предупредить: это тебе не на передовой; даже если в тебя будут стрелять, даже если тебя будут убивать, ты должен взять их живыми!… Требовать это можно только… от чистильщиков. Это их привилегия, их удел…»

И еще один штришок – Андрей Блинов украдкой выносит из взвода охраны подушку, чтобы старший лейтенант Таманцев, мог нормально отоспаться в кузове полуторки. Мелочь,  которую даже и не осознаешь в напряжении сюжетного действа, но таких деталей, рассеянных по всей ткани романа, множество. И именно они очеловечивают «волкодавов» из «СМЕРШа». Они воздействуют на читательское сознание, как «двадцать пятый кадр», как своего рода иглоукалывание, «акупунктура» нашей совести. И это целительное одухотворение идет не от литературной техники, не от писательского мастерства, а от огромной и очень щедрой души самого автора. Богомолов из того поколения, которое обожгла война, но боль этого ожога оно сумело передать нам как тепло души. И в этом один из секретов обаяния богомоловской прозы: забубенный классической сюжет – «мы ловим, они скрываются» – наполняется током высокого гуманизма.

     А чего стоит галерея как будто  бы второстепенных сопутных персонажей – жителей белорусских хуторов и городков вроде Лиды, бойцов и офицеров Действующей армии и ее тыла?! Они появляются и исчезают, но как зримо, как приметно выписаны их лица и фигуры, одежда и речь:  вот весьма тертый жизнью, но не сломленный ею сельский «старшиня» инвалид Васюков, вот плутоватый шофер Борискин, вот почтенный старик-овощевод отставной поручик русской армии Иван Семенович Шорохов, вот благородная, с огромным чувством собственного достоинства вдова пани Гролинская, наконец, десятки безымянных действующих лиц – старшина-артиллерист и боец-пехотинец, пустившиеся в пляс под баян на перроне, парикмахерша из военторговской парикмахерской, суровая деваха-регулировщица у железнодорожного переезда… Из всей этой пестрой толпы прорисовывается величественный портрет воющего народа. Так боевик, детектив становится эпическим романом.

1973 год. Журнал «Новый мир». Кто-то дал почитать с восторженным пожеланием – «Прочти «В августе сорок четвертого»! Название романа не впечатляло. Но после первых десяти страниц оторваться уже было невозможно. Помимо всего прочего завораживало и то, что в окрестностях Шиловического леса прошло мое детство. Все было знакомо, узнаваемо. Поразило описание жуткого заминированного леса смерти, сквозь эту заколдованную чащобу из страшной сказки пробираются, словно три былинных витязя три офицера-смершевца…

    Сначала решил, что это только мне так близка и понятна эта книга. Потом убедился, что все, кто читал «В августе…», он же «Момент истины» пребывают в таком же упоении. Его героям отзывались те самые душевные струны, которые откликались разве что Твардовскому или Ремарку, или Симонову…  Окопная правда? Да. Выстраданная солдатская правда, честная лейтенантская проза. Взгляд на войну с уровня бруствера, или чуть выше. Проза без красивостей и «литературных излишеств». Слово профессионала…

2.

 

Богомолов одарил меня неожиданной и прекрасной дружбой.

После смерти моего отца, тоже фронтовика, прошедшего войну от первого выстрела до победного салюта в той пехоте-матушке, Владимир Осипович был единственным для меня человеком, с которым я мог говорить, что называется, по душам обо всем на свете, даже о житейских семейных моих проблемах. Однако чаще всего говорили о войне. Он с нее не вернулся, да и не мог вернуться. Ведь ушел на нее в пятнадцать лет.

— Запалом для романа, — рассказывал Владимир Осипович, — стала книга по истории разведки, выпущенная издательством «Прогресс» для служебного пользования. В ней западные оценки: самая сильная в мире разведка в годы Второй мировой войны была английская, а самая сильная контрразведка — советская. Запало в душу. Стал работать, искать, читать… Я работаю с архивами и подлинными документами. Даже шкафы себе новые заказал под папки с материалами. Архивисты меня знают и без лишней волокиты отзываются на мои запросы. Правда, сегодня (это в начале «нулевых» — Н.Ч.) не то стало. Исполнительная дисциплина упала…

 

      О многострадальной судьбе романа было сказано уже немало. Годы и годы уходили на то, чтобы спасать не просто страницы, а иногда отдельные абзацы, отдельные фразы, вычеркнутые цензурой. И писатель победил, сломав все рогатки и препоны на пути к читателю. Как лейтенант Блинов обезвреживал мины на тропах Шиловического леса, так и капитан Богомолов обезвреживал цензорские купюры, отбивал их у чиновников одну за другой.

За гуманизацию жестокого военного ремесла, за эманацию доброты книги Богомолова были оценены ЮНЕСКО как вклад в мировую литературу. Почетный диплом ему привезли на дом за три недели до кончины. Не потому, что здоровье не позволяло ему отправиться в минкульт за наградой, а потому, что исповедовал принцип булгаковского героя — ничего ни у кого не проси, сами дадут. Но он не только не просил, он отказывался и от того, что ему давали по праву. Он отказался от двух Государственных премий, от гонораров за фильмы, от орденов…

Ему претила любая шумиха вокруг его имени. «Я человек непубличный…» — говорил он о себе, когда его приглашали на какое-нибудь мероприятие, пусть самое престижное. В слово «непубличный» он вкладывал тот смысл, который кроется в оценке «публичный дом, публичная женщина»… Он никогда не подлаживался под начальство, не стремился к чинам и наградам. Даже в союз писателей не вступал, хотя кто, как не он, имел право на звание писателя. И не гордыня мешала ему писать заявление, анкеты, проходить одну приемную комиссию за другой… Просто полагал неприемлемой для себя эту игру в писательский цех со всеми атрибутами производственного объединения — парткомами, профкомами, секретариатом… Он сам был «союзом одного писателя». Но он и не был затворником. Дверь его квартиры в Безбожном (а потом Протоповском, ныне Астраханском) переулке была открыта для множества людей. Потолковать с Богомоловым приходили люди дальние и ближние, генералы и художники, артисты и моряки, свой брат писатель и свой брат разведчик…

 

  1.  

      Идея создать музей романа пришла из Шиловического леса, того самого, где происходит главное действие романа. Именно там мой приятель-поисковик Дмитрий Козлович нашел остатки немецкой рации. Быть может той самой, которую искала группа капитана Алехина. Впрочем, конечно, не той: «та самая» оказалась в руках контрразведчиков в финале романа вместе с радистом. Здесь же была другая рация… Но тоже из Шиловического леса! И это еще раз подтверждало, что писательское воображение обладает порой материализующей силой. Обычно факты ложатся в основу произведения, а здесь факт как бы вышел из самой книги, обрел свою вещность. Удивительное дело и очень редкое.

       Я отправился в Лиду, городок, где разворачивались главные события «Момента истины», где действовали богомоловские капитан Алехин, старший лейтенант Таманцев и лейтенант Блинов (к слову сказать, блестяще сыгранные в одноименном фильме Мироновым, Галкиным и Колокольниковым).

    В романе указан только один точный адрес: улица Вызволення, дом №6. Дом принадлежал некой пани Гролинской и в нем по фабуле останавливались диверсанты под видом советских офицеров. Как ни удивительно, но адрес оказался достоверным (полагаю, что именно там останавливался и сам Богомолов в свою бытность в Лиде). Правда, улицу переименовали, но старый дом, обшитый модным сайдингом, сохранился. Его нынешний хозяин подтвердил, что здесь и в самом деле жила когда-то старая полька, и в сарае остались кое-какие вещи того времени. Он порылся в рухляди, покрытой вековой пыли и вынес бронзовый маятник от настенных часов. Это был самый настоящий символ ушедшего времени. К тому же мгновенно возникла ассоциация с тем «маятником», который так умело качал старший лейтенант Таганцев, ведя огонь из двух пистолетов. Я испытал примерно ту же радость, какую ощутил капитан Алехин, когда ему в руки попалась малая пехотная лопатка водителя «доджа» Гусева, тяжело раненого диверсантами. Кстати, о лопатке… Она тоже возникла «из небытия». Именно такая, какая была и у сержанта Гусева – образца 1940 года (с прямым лезвием), почерневшая от времени. Жаль, что без рукоятки с вырезанными инициалами «Н.Г.» — «Николай Гусев». Но это дело наживное. Самое главное, что лопатка была из этих же мест и того времени и к тому же хранила «лесную супесь»!

 

Итак, роман обретал предметный план. Вещи персонажей «Момента истины»,  просто вываливались из словесной ткани, воплощаясь в земных аналогах. А уж когда мне в Белоруссии подарили старую полевую сумку довоенного образца («сумку капитана Алехина»), вот тут-то и возникла мысль собрать  не просто коллекцию вещей литературных героев, а создать своего рода портал романа, который бы позволил войти внутрь произведения, как входят на съемочную площадку или на подмостки.

     Первым делом я направился в Шиловический лес вместе с местным лесником-краеведом. При всей своей географической точности Шиловический лес в романе – образ собирательный. Точно такие же леса – рядом с Лидой и за горизонтом, ближе и дальше – по всей здешней округе: Кокошицкий лес, Костенецкий, Замковый, Пороховня…  Но мы вошли именно в Шиловический. Почти ничто не напоминало в нем август 1944-го. Разве что столетние дубы и ясени, под корой которых наверняка вросли в древесину пули и осколки войны, но они по-прежнему высоко вздымали свои кроны и ветви. Там заповедник, а вон там – заказник. Все величественно и благообразно. Тем не менее, мы вернулись из леса не с пустыми руками. Не придуманный лес, по тропам которого мы прошли, пополнил экспозицию ржавым затвором немецкой винтовки «маузер», россыпью гильз, пуговицей вермахта, монеткой в 10 пфеннигов… Да, они здесь несомненно были, через эти леса отступали, уходя на запад, немецкие батальоны и полки, разбитые в ходе неожиданной и молниеносной операции «Багратион». Именно здесь пытались укрыться «окруженцы» вермахта, которых наши прозвали «партизаны Гитлера». Одна из таких сбродных ватаг и описана в романе.

   Я пытался обозревать этот легендарный лес глазами Таманцева или Блинова. Но по счастью, на тропах уже давно не было ни минных «растяжек», ни коварных засад. Наверняка, под лесной супесью дотлевали скелеты и горе-завоевателей. Но это дело поисковиков. Самой важной находкой для будущей экспозиции оказалась оковка каблука немецкого сапога.  Не такую ли заметил лейтенант Блинов, когда пил воду из ручья? «Он… замер от неожиданности. На темной болотной земле, шагах в трех от себя он увидел то, что искал весь день и чем можно было только мечтать: свежие отпечатки армейских сапог…» Если взять местную лесную глину и впечатать в нее оковку каблука, то вот, и почти документальный слепок вражеского следа. А это вам не «фактики в мире Галактики»! Это готовый артефакт для экспозиции…

        Шиловический лес… Именно в нем или вблизи него разворачиваются главные события романа. Именно он – главное поле боя героев «Момента истины». Поле не простое – многослойное. Лес таит в себя трагедии лета сорок первого года. На останки наших бойцов, лежащих там и повсюду, наложились трупы немцев, погибших в ходе операции «Багратион». Для оперативников капитана Алехина лес был чрезвычайно опасен: мины-ловушки, бродячие банды самых разных мастей, засады польских «аковцев»… Однако с поимкой диверсантов, с ликвидацией «кочующей рации» загадки Шиловического не исчезли. Лес и сегодня хранят свои зловещие тайны в виде прикопанных скелетов солдат, в виде тех же не обнаруженных все еще мин, в виде россыпей гильз пулеметных «настрелов»… И в заросшие просеки уходят новые Алехины и Таманцевы. Уходят искать тех, кто не смог выйти из этих лесов в сорок первом. И ведь находят, спустя даже восемьдесят лет, и устанавливают имена и адреса, и редко-редко, но все же приезжают внуки-правнуки за дорогими косточками, и увозят их в родные края.

    А тут один поэт прочитал стихи, как лежащие в лесной ли, полевой ли землице солдатики празднуют 9 мая. Эх, жаль Владимир Осипович, не услышал их! Могу поручиться – легли бы на душу. Правда, он и сам сейчас среди них. Но все же… Вот настал очередной священный день 9 мая, и поднялись из земли скелеты в ржавых касках и истлевших пилотках и достали они свои пробитые фляжки и котелки, и наполнили их речною, озерной, ручейной, болотной водою. И враз та вода, как в священную ночь, становится она святой, превратилась в крепкую водку. И выпили мертвецы за Победу, ради которой они полегли, и полегли не зря… И горький, и страшный был тот праздник в Шиловическом лесу, и прилегающих пущах… Дождались полуночи и разошлись по своим воронкам и прочим погребальным ямам. А у нас в городах полыхали салюты. Нельзя стихи пересказывать словами. Но все же…

 

     Шиловический лес – это и есть настоящий портал романа «Момент истины». Я же по кирпичику укладывал в него экспонат за экспонатом: подлинная немецкая карта здешних мест, трофейный фотоаппарат, которым снимал капитан Алехин, фляжки, пилотки, погоны розыскной группы… А вот и их оружие — массо-габаритные макеты пистолета ТТ и нагана, из которых старший лейтенант Таманцев вел огонь по-македонски – с двух рук. Макеты, хоть и довольно точные, все же макеты, а вот патронные гильзы к ним – подлинные, из августа 44-го, из Шиловического леса.

    Стоит только начать, а там только успевай размещать новые предметы, документы, фотографии… Главная «изюмина» литературного вернисажа —

обломки немецкой рации, переданные мне Козловичем. Но как бы хотелось увидеть эту рацию в целостности. Говорят, если хорошо пошукать на сайтах и форумах, то из глубин интернета можно извлечь и ее – «telefunken D-2». Возможно, когда-нибудь удастся и это. А пока, не дожидаясь счастливого случая сам изготовил «массо-габаритный макет», разместил его, как это было в романе в армейском вещмешке и получилось весьма наглядно. Даже самому понравилось. Нравится и зрителям. Жаль, что не работает. Но! Но зато удалось найти запись радиоэфира 1941 года! С морзянкой. Теперь и макет заработал. Невозможно без волнения слушать тот давний эфир. Ведь это и в самом деле молотит точками-тире шифровку фронтовой радист. Наш ли, немецкий – Бог веси. И эти сигналы «SOS» — реальные, быть может, они прилетают с недалекой Балтики, где тонут корабли жестокого «Таллинского перехода»…

       В Лиде я сделал литературоведческое открытие, не Бог весть какое в общероссийском масштабе, но весьма важное для районного города. По роману, да и по одноименному фильму все мы помним щеголеватого помощника военного коменданта города капитана Аникушина, того самого, которого взял с собой на перехват диверсантов капитан Алехин. Его реальным прототипом в августе 1944 года был старший лейтенант Григорий Григорьевич Пушкин, родной правнук великого поэта. Богомолов знал об этом, потому его герой носит фамилию с намеком на Пушкина: Аникушин, скульптор, который создал один из лучших памятников поэту в Петербурге. Помощник коменданта в романе также причастен к искусству, но не литературному, а вокальному. Как и Пушкин, он москвич по рождению, поклонник прекрасного пола, погибает почти что на дуэли, в перестрелке с диверсантами… В общем, проекция полная.

       Наверное, если провести глубокий анализ романа, Шиловический лес приоткроет и другие тайны. Но вернемся к музею.

Самой редкой вещью, которую мне до сих пор не удалось добыть, оказался самодельный портсигар из дюраля сбитого немецкого самолета. Такие портсигары делали фронтовые умельцы; один из них фигурирует в романе, как вещдок, принадлежавший шоферу Гусеву. Ищу эту самоделку повсюду, но все пока, выражаясь словами Таманцева, «шиш да кумыш». Зато на опушке Шиловического леса я нашел уникальную вещицу: ржавый-прержавый ключ зажигания «той самой» полуторки (ГАЗ-АА), на которой передвигалась группа капитана Алехина. Его вполне мог потерять никогда ничего не теряющий, хозяйственный сержант-водитель Хижняк. Но потерял вместе с машиной (а может быть и с жизнью), наехав на мину. Во всяком случае, именно так предрекал судьбу этого хоть и второстепенного, но обаятельного персонажа сам автор романа. Он тоже отмечен в музейной экспозиции – фанерным чемоданчиком, которые шоферы хранили обычно под сидением. Там «личные» вещи Хижняка: медаль «За боевые заслуги», котелок, запасные свечи, ручная машинка для стрижки волос и другие житейские вещи, которые сопровождали военного шофера по фронтовым дорогам. «А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела…» Это песня и про него тоже, сержанта Хижняка… Царство ему небесное, если предречение Богомолова сбылось по жизни…

    И вот еще одна вещица военных времен, которую я не видел ни в одном нашем музее. Это приспособление для скручивания из бумаги цигарок-самокруток типа «козья ножка». Такую штук мог изобрести какой-нибудь смекалистый Вася Теркин, а сержант вроде Хижняка по достоинству ее оценить и приберечь в своем чемоданчике.

Наверное, мало кто обращал внимание, на переписку младшего из «чистильщиков» гвардии лейтенанта Блинова со своей мамой. В одном из писем он просил прислать ему коробочку с леденцами-монпансье. И она ему ее прислала: вот она «та самая» жестянка из-под монпасье: «Росглавкондитер. Фабрика имени Бабаева». Жаль леденцов в ней не осталось. Наверное, сладкоежка Блинов все употребил, угощая товарищей. Мелочь? Но, тем не менее — деталь. Случайных мелочей в книгах Богомолова не бывает. Теперь в этой жестянке хранится «тот самый» отпечаток немецкого сапога, который лейтенант обнаружил на берегу ручья в Шиловическом лесу.

Подобные же «мелочи» хранятся и в полевой сумке капитана Алехина: пробирка с образцами местной почвы и злаков. Ведь до войны боец «невидимого фронта» был агрономом-селекционером. Он и после победы собирался вернуться к прежней профессии…

     Здесь же и типичный белорусский манок для подманивания куропаток, а в нашем случае, для подачи условных сигналов в лесу. Лес, как известно, шума не любит…

Заглянем и в вещмешок диверсантов, деятельность которых пресекла операция «Неман». Кроме рации (макета) мы найдем здесь металлическую коробочку с запасными кварцами, пакетики с «кайенской смесью» (смесь черного перца с табаком) присыпать следы от служебных собак. И вовсе диковинная ныне, но военные годы штучка повышенного спроса: примусная игла —  для прочистки примусов и прочих керосинок. Возможно, именно такой «дефицит» был преподнесен пани Гролинской в качестве презента ее галантными постояльцами… Простецкая, незамысловатая вещь, но и она воспета поэтами:

 А мы на кухне утром посидим.

 Докурены вчерашние окурки,

 И остается от окурков дым.

На петроградской коммунальной кухне.

 

А ты как след от примусной иглы.

Ведь ты недаром ночевать осталась.

А утром ты выходишь из игры.

Твоя любовь случайно мне досталась.

 

И до сих пор в трагедии житейской

важна так и прекрасна и светла.

не золото иглы Адмиралтейской,

а примусная старая игла[1].

[1] Поэт Андрей Степанов-Рей

  1.  

 

       Август сорок четвертого это не история древнего мира. Следы тех не столь давних событий хранят и белорусская земля, и старожилы здешних мест. А еще фотографии, снимки в тему, немало их сохранилось – и наших, и немецких… Успевай только скачивать – и альбом готов. И открывать его будет весьма выразительный фотопортрет лейтенанта Богомолова, сделанный безвестным фотографом в конце войны. Вот он: пронзительный взгляд будущего писателя, а пока офицера-автоматчика, сделанный на добрую память маме, и нам всем.

Все эти снимки хорошо поддаются коллажированию, и таким образом любимый роман иллюстрируется уже не рисунками, как во всех ста тридцать переизданиях, а фотографиями, в основу которых легли кадры из фильма и авторская съемка в Шиловическом лесу. Это своего рода фотопрочтение романа, и оно тоже представлено в экспозиции. Смею надеяться, что Богомолову бы оно понравилось, как понравились ему и герои одноименного фильма в исполнении Евгения Миронова, Владислава Галкина, Юрия Колокольникова. Кстати, спустя двадцать лет после премьеры фильма «Момент истины» Голливуд снял свой «Момент истины». Не знаю, чем руководствовались режиссеры американского триллера Колин и Джеймс Крайсел, повторяя богомоловское название, но голливудский фильм совсем о другом: «Сэм потерял девушку при трагических обстоятельствах. Он уже четыре года пытается найти виновных в её гибели, пока однажды в кино не замечает актрису, похожую на его любимую». Интересно, чтобы сказали капитан Алехин или тот же Таманцев по поводу такого «момента истины»?

 

      

  1.  

 

Вещи для музея памяти Владимира Богомолова, для портала его великого романа накапливались сами собой. С каждой неделей поступало, прибывало, появлялось что-то новое. Я раскладывал их не по полкам и витринам, а по чемоданам, вещмешкам, полевым сумкам – так, как их когда-то носили. Комната моя превратилась в нечто среднее между каптеркой с амуницией, с личными вещам и «оружейкой», наполненной увесистыми массогабаритными макетами оружия. Из всего собранного можно было бы укомплектовать еще одну группу оперативников, как ту, которой командовал капитан Алехин. В один прекрасный день, я почувстовал, услышал, что все эти вещмешки, чемоданы, планшетки заговорили, как будто все вместе они рассказывали одну и ту же историю… Так в Портале «Момент истины» появился «Театр Вещей (ТВ) имени Владимира Богомолова». В нем, в качестве артистов выступают:

  1. Обозный чемодан с личными вещами Алехина, Таманцева, Блинова.
  2. Полевая сумка командира опергруппы капитана Алехина.
  3. Вещмешок радиста-диверсанта.
  4. Чемоданчик шофера-сержанта Хижняка (с личными вещами и запчастями).
  5. Планшет немецкого офицера (с набором походных принадлежностей, инструментов и документов).

     Каждый из этих немых «артистов» теперь играет свою роль, рассказывая голосом ведущего о жизни, быте, службе, подвиге героев романа Владимира Богомолова «Момент истины». Уже решено и оговорено с городскими властями Лиды, что премьера этого спектакля должна состояться там, где развивались события книги – в городе Лиде. Лидская общественность — библиотекари, музейщики, историки, ученые да и просто любители чтения приняли эту идею с воодушевлением. Согласились все и с тем, что в городе надо поставить памятный знак литературным героям романа.  Скульптору не придется выдумывать портреты героев любимой книги смотрят на нас с киноэкрана глазами Евгения Миронова, Владислава Галкина, Юрия Колокольникова.

Итак, премьера – в Лиде. Ну, а потом, поскольку экспозиция передвижная, Театр вещей двинется в Минск, в Москву, в Петербург…

 

Москва – Лида

 

Заметки из раскопа белорусских поисковиков

Несмотря на пандемию, поисковые отряды Вахты Памяти начали свой полевой сезон по всей стране, в том числе и в Белоруссии, через которую пролегал главный удар вермахта по СССР.

Никогда не думал, что такое может случиться… Случалось, сиживал со своими непридуманными героями, ставшими персонажами моих книг, пили вместе чай и другие напитки покрепче. Но здесь вышло все по-иному… Я приехал в белорусское село Клепачи (под Слонимом), где 30 июня 1941 года погибли герои моего военно-исторического романа «Бог не играет в кости» — бойцы и командиры 6-го механизированного корпуса. Штабная колонна попала в засаду и была перебита.

Вот отрывок из книги:

«Одна из самых жестоких трагедий войны разыгралась в селе Клепачи и его окрестностях 30 июня 1941 года. Немецкие войска станцию Озерница, контролировали с помощью наблюдательных аэростатов передвижение частей РККА по важнейшей стратегической дороге: Белосток – Волковыск – Зельва – Слоним – Барановичи. Части 10-й армии пытались прорваться сквозь заслоны передовых подразделений вермахта. Они шли на восток, не зная, что немцы захватили и Слоним, и Озерницу. Чтобы уйти от беспрестанных налетов вражеской авиации, штабная колонна 6-го механизированного корпуса, свернула с главной трассы в лес, надеясь обойти Слоним с юга через село Клепачи. Однако немецкие наблюдатели засекли поворот колонны, и немецкие артиллеристы устроили засаду в глухоманном тогда селе.

На вершинах холмов они успели устроить пулеметные гнезда, а местных жителей выгнали на дорогу, и за их спинами расположили противотанковые пушки… Потом им же, селянам, пришлось зарывать в землю окровавленные тела.  Танки и машины 6-го мехкорпуса были встречены точным огнем орудий и пулеметов. Бой длился недолго. Танк, в котором находился командир корпуса генерал-майор М.Хацкилевич, был подожжен, комкор убит, погибли многие из тех, кто находился в штабной колонне, а также конная разведка 6-го кавалерийского корпуса – около двухсот человек. Всего в междуречье Зельвянки и Щары погибли более 10 тысяч красноармейцев 10-й и 3-й армии. Немало  захватчиков нашли смерть на нашей земле. «Русские идут жуткой лавиной с криком «Ура!» — отмечал в своем дневнике немецкий офицер.

Упорное сопротивление  войск 3-й и 10-й армий, в том числе и 6-го мехкорпуса, задержало пять вражеских дивизий, нарушив планы молниеносного продвижения на восток…»

Прошло 80 лет. И вот сегодня в Клепачах работают поисковики «Батьковщины», поднимая из земли тех самых бойцов и командиров, о которых шла речь выше… Я писал о них, никогда не видя в лицо (разве что на отдельных фотографиях). Теперь же мог увидеть их воочию… И я их увидел. Они предстали в виде скелетов с сохранившимся кусками обмундирования, с подсумками на истлевших ремнях, в проржавевших касках, с клочьями едва читаемых документов… Первых трех бойцов извлекли из земли в придорожном соснячке при въезде в село. Вокруг были разбросаны увесистые осколки авиабомбы. Видимо грузовик, в котором ехали эти ребята, был накрыт с самолета. Их тела местные жители стащили в воронку за ноги и присыпали лесной землицей. В кармане одного из них (в том месте, где должны быть брючные карманы) были найдены две свечи зажигания и ниппель, из чего можно предположить, что именно этот боец был шофером. На останках одного из этих красноармейцев не обнаружили никаких признаков одежды, видимо, труп его сильно обгорел. Не оказалось при нем ни «смертного медальона», ни одной вещи.

Рассказывает руководитель поисковой группы «Батьковщина» Александр Дударенок (страничка из его полевого дневника):

« Эту Вахту памяти мы посвятили одному дню войны — 30 июня 1941 года. Но вскоре выяснилось, что мы работаем не только по одному дню войны, но по и одному участку дороги протяженностью 500 метров с запада на восток. В 1992 году мы уже поднимали здесь наших погибших бойцов. Тогда из воронки мы извлекли останки тридцати двух погибших бойцов и командиров Красной Армии, одной женщины и одного ребенка. Вместе с останками погибших воинов были найдены 10 смертных медальонов, 4 из которых удалось прочитать. И вот спустя 29 лет поисковые дороги снова привели нас на это место…

26 апреля 2021 в 80 метрах западнее воронки из 1992 года из еще одной воронки были эксгумированы останки еще трех погибших воинов Красной Армии. У одного из погибших были найдены смертный медальон и портмоне с документами. У второго — смертный медальон и ложка с надписями «Григорий, Б.Г.А., 631». У третьего ничего.

У бойца с портмоне вкладыш в медальоне сохранился и развернулся хорошо. Но состояние записей на вкладыше позволило прочитать его лишь частично. Тут на помощь пришло портмоне. Среди сохранившихся в нем документов, было 2 письма, 2 конверта от этих писем, удостоверение члена Осоавиахима, опись вещевого имущества. Письма и конверты помогли уточнить фамилию бойца, его место службы, дату и место призыва, фамилию (частично), имя место работы и место жительство его сводного брата по состоянию на 3 июня 1941. В итоге, после работы с медальоном и документами имеем: Челенков/Чиленков Петр (Павлович — предположительно), красноармеец. Уроженец Орджоникидзевский край, Егорлыкский район, Филимоновский с/совет, д. Филимоновка. Окончил школу в Филимоновке. Был призван на службу в армию из Филимоновки Егорлыкским РВК ориентировочно в феврале 1940. Направлен служить на ст. Лесная (бывшая Барановичская область). Судя по месту службы и номеру п/я 34, служил в 77-м артполку 29-й мотострелковой дивизии 6-го мехкорпуса. Перед войной вместе с полком находился в летнем лагере неподалеку от Белостока.

Теперь, о его брате: Ряза… Вениамин. Жил и работал учителем в школе в станице Каменнобродской, Егорлыкского района, Орджоникидзевского (ныне Ставропольского) края. По базам ОБД-Мемориал и Памяти Народа не пробивается… Второе письмо, судя по обратному адресу на конверте, Петр получил в январе 1941 от своего друга служившего в д. Бердовка, бывшей Барановичской области. По нашим данным до войны там дислоцировался 119 отдельный разведбат 209-й мсд 17-го мехкорпуса. К сожалению, имя и фамилию отправителя прочитать не удалось.

 У бойца с медальоном и ложкой вкладыш в медальоне полностью истлел…

27 апреля 2021 мы отрабатывали обочины этой дороги. В ходе проведения работ были локализованы места, где 30 июня 1941 при попытке вырваться из окружения была подбиты и уничтожены наши автомобили и танки. В 60 метрах северо-восточнее воронки из 1992 года, среди обломков подбитого и сгоревшего грузовика, были обнаружены две фляги. Одна оплавилась и «сгорела» практически полностью. Вторая сохранилась гораздо лучше, но имеет деформации вследствие попадания в нее крупного осколка. К счастью повреждение и деформация не затронули нацарапанную на фляге фамилию владельца — «Парфоменко».

28 апреля 2021 мы продолжили отработку обочин дороги, сместившись метров на 300-400 западнее воронки из 1992 года, где в предыдущий день мы обнаружили следы разгрома колонны наших автомашин и танков. В 6 метрах к северу от дороги были обнаружены останки одного погибшего воина. Судя по росту, остаткам снаряжения и экипировки, другим сопутствующим находкам, погибший воин (предположительно) мог быть механиком-водителем танка Т-34. К сожалению ни смертного медальона, ни остатков документов на останках погибшего воина не было найдено…

29 апреля 2021 в 15-20 метрах западнее места, где 27 апреля была найдена фляга с фамилией «Парфоменко», при проведении поисковых работ были обнаружены останки еще одного погибшего воина Красной Армии (возможно в этой точке обнаружения он не один). В силу ряда обстоятельств эксгумация отложена до следующей Вахты, которая будет проводится на территории Слонимского района в июле сего года».

 

Несколько слов об Александре Леонидовиче Дударенке и его соратниках.

Поисковая группа «Батьковщина» была создана в 1992 году из числа студентов 3-го курса Белорусского государственного института народного хозяйства при участии школьников  Минска и поселка Озерница Слонимского района Гродненской области, а также рабочих Минских заводов и некоторых журналистов. Руководителем группы был выбран Александр Дударенок, сотрудник одного из минских банков. Основной своей задачей участники группы ставили поиск и захоронение бойцов Красной Армии, погибших в июне 1941 года на территории Слонимского района при прорыве из окружения, останки которых остались брошенными и не захороненными на местах боев.

«Позднее, — сообщает сайт «Батьковщины» — в задачи группы были включены дополнительные пункты: поиск и уведомление родственников воинов Красной Армии, имена которых были установлены по вкладышам в смертных медальонах; сбор, систематизация и анализ материалов о частях и соединениях Красной Армии, выходивших из окружения в Слонимском районе, в которых на начало войны служили найденные воины; воссоздание полной картины боев, которые проходили на территории Слонимского и граничащих с ним районов. Кроме участия в поисковых работах у себя на родине, члены поисковой группы «Батьковщина» неоднократно участвовали в Вахтах Памяти и поисковых работах проводимых на территориях Витебской, Смоленской и Новгородской областей»…

— Больше всего впечатлили детские сандалики. – Говорит Александр Дударенок — В воронке на месте сражения 24 и 25 июня 1941-го неподалеку от Слонима рядом с погибшими красноармейцами мы обнаружили останки ребятишек. Предполагаю, что там, в углу ямы, вместе с кем-то из командиров навсегда осталась лежать и его семья. Судя по боям, которые шли там, последние минуты их жизни были страшными. Война не щадит ни взрослых, ни детей… Как точно сказал Александр Твардовский: «Дети и война – нет более ужасного сближения противоположных вещей на свете».

 

…С чего все началось? Как и многие мальчишки семидесятых-восьмидесятых годов, я взахлеб читал книги о сражениях, бегал в кино на военные фильмы, ходил в походы по местам боевой славы… Потом была служба в армии в Ульяновском районе Калужской области. После службы поступил в минский нархоз (ныне Белорусский государственный экономический университет). Там и началась моя поисковая деятельность: в 1992-м я возглавил только что созданную группу «Батьковщина». Сейчас в ней восемь постоянных участников. Из тех, кто был вначале, остались в строю только двое. Это я и мой воспитанник Максим Казаков, который в середине 1990-х занимался в поисковом кружке одной из минских школ. Часто мы привлекаем к работе добровольцев, всех, кому дорога память о погибших солдатах, о пропавших без вести.

Мы работаем в тесном контакте с Управлением по увековечению памяти защитников Отечества и жертв войн при Министерстве Обороны Республики Беларусь, вместе ведем работу по выявлению неизвестных мест захоронений воинов Красной Армии. Поддерживаем деловые отношения с поисковыми отрядами Российской Федерации, они оказывают нам действенную помощь в поиске родственников погибших солдат и офицеров.  Плечом к плечу работаем в тесном содружестве с воинами 52-го отдельного специализированного поискового батальона. Особая благодарность архивно-поисковой группе «Броня» из столицы Мордовии Саранска; ею руководит Алексей Кузнецов. Активно помогают нам и жители Москвы, постоянные участники нашей поисковой группы — Алексей Самохвалов и Сергей Александрович Нетесин.

 

***

Потомков погибших красноармейцев минские поисковики ищут и сами, ищут и с помощью коллег из стран СНГ. Они же помогают найти родственников «поднятого» бойца. В большинстве случаев близкие, узнав о найденном сыне, деде, теперь уже и прадеде, радуются, и плачут одновременно. Проводить в последний путь родного человека приезжают многие. Теперь это чаще всего внуки и правнуки, порой двоюродные, а то и вовсе – троюродные, если у солдата не было детей.

Черный медальон – капсула памяти. Бумажная ленточка в нем – как парашютик, на котором душа убитого воина слетает к нам, обретая свою звуковую оболочку – имя.

 

— Самое сложное в поиске, — делится опытом Александр Дударенок, — обнаружить в чистом поле запаханный окоп, в котором защитник Отечества 80 лет назад принял свой последний бой и в нем же остался. Что касается находок, то дело ведь не столько в них, сколько в памяти, которую они помогают вернуть. И мы гордимся тем, что смогли вырвать из небытия и назвать имя очередного героя той войны.

 

Процесс поиска начинается с подготовительной работы: изучаем архивные материалы: карты и журналы боевых действий частей и соединений, воевавших на том или ином участке фронта. Анализируем аэрофотосъемку времен войны и современные спутниковые снимки. И только потом участок местности обследуем металлодетекторами и щупами. При обнаружении останков к работе приступает эксгумационная группа. Она определяет границы и глубину их залегания. В протокол заносят GPS-координаты места, фиксируют найденные предметы снаряжения, амуниции, личные вещи, документы, медальоны. Ведется фото- и видеосъемка. Дату и место перезахоронения воинов Красной армии определяет местная администрация. По действующему законодательству они должны быть преданы земле не позднее трех месяцев с момента обнаружения. Это срок, в течение которого нужно постараться найти и оповестить родных тех, чьи имена удалось установить.

 

В назначенный день останки найденных солдат перезахоранивают со всеми полагающимися воинскими почестями с отпеванием и траурным митингом.

Многолетняя бескорыстная, самоотверженная, одним словом – святая – работа поисковиков вселяет надежду, что слова, ставшие ныне, увы, расхожей формулой – «Никто не забыт, и ничто не забыто» — все же сохранили свой благородный смысл, и это не дежурное заклинание чиновников, а жизненное кредо людей совестливых и памятливых.

 

***

 

Порой некоторые люди ворчат: «Зачем тревожить прах погибших воинов. Пусть лежат там, где лежат. Так распорядилась судьба…» Но судьба распорядилась несправедливо. Воин, павший за Родину, достоин человеческого, а не скотского погребения… Передо мной подборка немецких трофейных фотографий. На них поспешные захоронения погибших красноармейцев: вот пленные стаскивают их в воронку, яму, канаву. Вот наспех насыпанный холмик, в который воткнута штыком советская винтовка-трехлинейка, а на ее приклад надета пробитая каска. Вот и весь мемориал. Хорошо еще такой, а то просто утоптанная земля и в лучшем случае кол с табличкой на немецком: «Здесь лежат 10 русских солдат» или «Общая могила 49 неизвестных русских солдат». Понятно, что время начисто стирает эти зыбкие следы. И таких с позволения сказать «могил» тысячи и тысячи по всем линиям бывших фронтов от Баренцева моря до Черного. Порой через них проходят трассы подземных коммуникаций, ворошат их бренные останки, тревожа вечный покой ковши экскаваторов, ножи бульдозеров, лемехи сельхозтехники…

 

Эти черепа, облепленные землей, рыжевато-ржавые не вызывали ужаса или отвращения. Я смотрел на них с состраданием – ведь когда-то это были молодые здоровые веселые люди в гимнастерках, пилотках, добрых сапогах. Не их вина, что им пришлось лечь в землю в самые первые дни войны. Это было их горе, черная судьбина… Теперь наша забота, чтобы отпеть их неприкаянные души, вернуть их земле с воинскими почестями под залпы погребального салюта и прощальный звон перезвон колоколов.

Надеюсь, что и мой роман «Бог не играет в кости» тоже увековечит память о тех, кто сражался в Белостокском выступе и выходил из его ада по дороге смерти…

 

 «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?..» Да, надо помнить эти печальные пути-дороги Смоленщины, по которым немцы, сметая все, рвались к Москве. Была оборона Москвы, были Сталинград и Севастополь, было великое танковое побоище на Курской дуге. Но сначала была Зельва. Название этого белорусского городка редко звучит в военно-исторических трудах, однако это не меняет в сути тех давних событий, разыгравшихся здесь на исходе рокового июня 1941 года. Событий, которые позволяют ставить Зельву в один ряд с Брестом, Ельней, Ржевом…

 

Сегодня бывшая «дорога смерти» образцовая шоссейная трасса. Ничто не напоминает о том, что кроется под этим гламуром современности. На камнях, украшающих обочины – нарисованы цветочки, грибочки, белочки… А ведь под ними все еще лежат кости непогребенных солдат 41-года. Сегодня остро назрела необходимость в мемориализации этой дороги. Видится она так.           Перед въездом в Волковыск необходим некий архитектурный портал, который бы предварял въезд на историческую трассу, объяснял, что за километры пойдут дальше. Здесь же, перед въездом в Волковыск закопан под покровом шоссе танк 25-й танковой дивизии Т-34. Его можно было бы извлечь и с него начать отсчет мемориальных километров. Возможно, именно эту машину, единственную уцелевших до наших дней из того белостокского потока, включить в Портал памяти. С него, с этого танка и начать оформление дороги.

 

В самом Волковыске сохранился участок трассы, который называют «треугольник Карбышева». Именно здесь надо было бы поставить фигуру легендарного генерала в его боевом действии. Как известно, на этом перекрестке генерал-лейтенант Карбышев спас воинскую колонну от затора, неразберихи и уничтожения с воздуха.

 

По дороге из Волковыска в Зельву и из Зельвы в Слоним необходимо поставить памятные знаки (рядом с павильонами автобусных остановок), которые бы рассказывали о событиях июня 1941 года.

 

Зельва. Здесь уже стоит скромный памятный камень. Его необходимо дополнить более заметным обелиском. Здесь, в городке, где произошли самые главные события «белостокского исхода», центральное место всего мемориального комплекса «дорога памяти», должна занять впечатляющая по своему эмоциональном накалу скульптура «Атака» (красноармейцы, бегущие с винтовками наперевес, превращаются в символических белых журавлей) Работа народного художника России Елены Безбородовой как нельзя лучше подходит для Зельвы с ее высотами и водным простором рукотворного озера. Трудно найти более точное воплощение темы «Прорыв», чем эта композиция.

 

В Зельве же стоит кирпичное здание чудом уцелевшей мельницы, возле которой была налажена трагическая переправа наших войск на восточный берег Зельвянки. Мельница запечатлена на многих фотографиях военной хроники и сама по себе стала мемориальным объектом. Как минимум необходима памятная доска на ее стене, которая бы связала бы историческое здание с общей идеей.

 

Финальный участок «дороги памяти» проходит через старинный город Слоним. Здесь бы была уместна  Всехсвятская часовня в память всех пропавших без вести солдат (Всех Святых, просиявших России) Как известно именно в этот Всехсвятский день началась Великая Отечественная война.

Местный историк-краевед создал уникальную звонницу из латунных гильз крупнокалиберных снарядов. Это было бы достойным завершением самого протяженного в мире «мемориала» (100 километров). Во дворе этой часовни могли бы стоять бюсты героев  этой пока что неведомой нашим соотечественникам эпопеи: генерала Карбышева, полковника Смолякова, полковника Молева, генерала Бельченко и др.

 

Километровые столбы этой дороги должны носить особые знаки или особую расцветку, как постоянное напоминание об особом статусе этой трассы.

Очень хочется верить, что однажды  бывшая «дорога смерти» станет дорогой памяти.

 

Николай ЧЕРКАШИН

Слонимский район, дер. Клепачи