Кольская байка

«Как кто-то сказал, аппетит приходит во время беды…»

В. Черномырдин

А служили мы в русской Лапландии – на Мурмане, где кроме экипажей атомных и дизельных субмарин, надводных кораблей и морских летчиков, обитали коренные народы крайнего Севера.

И служил на нашей лодке лучший баталер Краснознаменного Северного флота мичман Елизаров. Сказать, что «баталер» — это корабельный завхоз-снабженец, убить всю романтику. Во-первых, баталер, это звучит гордо, как дворянский титул. В корне — военное слово «баталия», что означает «бой», «сражение», как у художника-баталиста. Во-вторых, баталер – это волшебник, который прилетает в экипаж вовсе не в голубом вертолете, а живет и служит с тобой в одном и том же прочном корпусе. Но при этом, подобно кудеснику, может из воздуха сотворить любой корабельный дефицит по части матросского обмундирования, продовольствия, шкиперского имущества, краски… Особенно насчет краски, всегда и весьма востребованной на флоте. Елизаров мог раздобыть любую краску – от эмалевого риполина, «слоновки», не говоря уже о сурике или кузбасс-лаке. Ну, и по продовольственной части наш баталер не знал себе равных: в холодильниках офицерской и мичманской кают-компаний не переводились банки с севрюгой в томатном соусе и весьма любимые в широких народных массах шпроты в масле.

 За это ему прощалось многое из того, за что его предшественники, менее талантливые в непростых снабженческих делах, списывались на берег. Прощались хмельные загулы, после которых бравый баталер мог пребывать только в одной позе – в положении якоря на грунте. Но корабельное начальство понимало, что таковы издержки нервной профессии снабженца, и принимало результаты Елизаровских трудов как должное — в канистрах, бочках, ящиках, связках, коробках…

За две недели до выхода в «автономку» лодочный баталер мичман Елизаров отпросился в командировку в далекий поселок Ловозеро, столицу народов Севера, обитающих на Кольском полуострове. Баталер обещал привезти рулон замши, тончайшей выделки для протирки линз перископов, биноклей и прочей оптики, оленьи шкуры для ремонта постового тулупа и подъизносившихся «канадок», а главное обещал привезти «красной селедки» для всего офсостава – столько кг, сколько будет указано в заявке. Заявка тут же пошла по рукам, так что в общей сложности Елизарову надо было привезти около тонны семги, кумжи, горбуши, налима и другой деликатесной рыбы.

Мичман Елизаров уехал на три дня и безвестно пропал – сначала на неделю, потом на десять суток и более. По всем дисциплинарным нормативам полагалось сообщить о сгинувшем военнослужащем в штаб бригады, в политотдел эскадры, ну и само собой в особый отдел. Мало ли что могло случиться с военным моряком в приграничной зоне. И ведь случилось…

   … Мичман Елизаров объявился на лодке за трое суток до выхода на боевую службу, когда наш командир уже писал соответствующее донесение командиру бригады. Баталер возник в обед, и сразу же заглянул в офицерскую кают-компанию, где во всю уже шла полуденная трапеза. Елизаров был как всегда слегка навеселе, с легким головокружением от очередных баталерских успехов.

— Товарищ командир, приятного аппетита и разрешите доложить: мичман Елизаров прибыл из командировки!

   Этот весьма неуместный доклад застал командира за обсасыванием мосла, извлеченного из тарелки с борщом.

— Ты где шлялся? – Угрюмо спросил командир, не прерывая процесса высасывания костного мозга. То, что командирский мосол не полетел сразу в загулявшего мичмана, весьма обнадежило последнего. 

— Я женился товарищ командир! – Торжественно объявил Елизаров. — И, согласно уставу, имею право на десять суток отпуска по причине свадьбы.

От такой наглости командир едва не поперхнулся мослом. 

— А кто тебе дал «добро» на свадьбу?

— Я женился ради пользы дела, товарищ командир. Иначе бы ничего не добыл.

— Так… Ну и кто она? Как ее зовут?

— Она завпродскладом. А зовут ее… Сейчас скажу.

Мичман достал фотокарточку и стал читать по складам имя своей суженой на обороте:

— Нам-зер-жил-рос-вум-чорр-хатан-га… Что означает «Рожденная в чуме в день первого солнца». Ну, в общем, Надя по-нашему.

— Лопарка что ли?

— Нет еще интереснее. Это такая народность есть, только очень маленькая – ипутаки. 

За притихшим было столом снова взволновались. Всех интересовало, как прошла первая брачная ночь с представительницей экзотического племени, но Елизаров, уходил от этой щекотливой темы. Надо было полагать, что в силу огромного количества «огненной воды», захваченной им из лодочных запасов спирта, дело до брачной ночи так и не дошло.

Вместе с Елизаровым приехал и корреспондент областной газеты «Красный лопарь». Он утверждал, что обязан написать очерк о небывалом человеке, который породнился с вымирающим и очень малочисленным народом Севера — ипутаки, которых осталось на всей земле не более ста человек. И теперь вся надежда приумножить популяцию ипутак только на отважного и благородного мичмана Северного флота Елизарова. Корреспондент фотографировал новоиспеченного вождя народа ипутаки на каждом шагу. 

Несмотря на усиленную подготовку к походу, новость обсуждали во всех отсеках. Во время ужина новобрачный мичман, который вступал в брак уже в четвертый раз – и все «ради пользы для общего дела» — был приглашен в кают-компанию для более подробного рассказа о своей свадьбе.

— Ну и чем же вас там потчевали? – Неосторожно спросил командир. Тут, окрыленный всеобщим вниманием, Елизаров дал волю своему красноречию:

— Разрешите доложить меню: на закуски пошла печень трески, перетертая в оленьем молоке, а также оленьи языки в тюленьем сале и морошкой, строганина из замороженной кеты, печеные в золе яйца чаек и, конечно же, акутак – ипутакское мороженное, сбитое из моржового жира, клюквы с брусникой, сахара и лососьих молок. Но самым главным деликатесом был кивиак. Готовится он так: у тюленя или моржа отрезается голова, и туша, неразделанная, вместе с кишками набивается неощипанными чайками и мелкими тундровыми птахами. Выпускают из туши воздух и зашивают ее, при этом швы замазывают тюленьем же салом, чтобы не вытек сок, затем на полгода укладывают в ледяную яму. Там туша успешно подгнивает, а через шесть-семь месяцев, ее извлекают, вспарывают, вытаскивают заквашенных птиц, и внимательно осматривают на предмет червей и паразитов. 

— Изыди, супостат! – Плевался командир. – Отбил аппетит на всю неделю!

Но унять Елизарова, вошедшего во вкус туземной кухни, было невозможно:

— Перья с птичек легко слезают. Берешь ее, милочку за лапки, и откусываешь голову, а затем добираешься до потрохов с мягкими костями…

— Умолкни, гнида! – Дублировал старпом повеление командира. – А то я тоже тебя сейчас за лапки и…

Некоторые офицеры, недоев второе, быстро подались прочь из кают-компании. Но Елизарова это не смутило. Он увлеченно живописал свадебный стол, да еще слегка облизываясь при этом:

— А на десерт же шли жирные живые личинки оленьего овода, которых вытаскивали из шкур только что убитых оленей… Очень хороши были мозги моржей, сваренные в китовом жиру…

— Сгинь, хрен моржовый! – Заорал на него командир, и, прикрывшись салфеткой, побежал в гальюн.

— И ты все это ел?! – Непритворно скривился старпом.

— Так точно! Ради пользы общего дела. Иначе ничего бы не достал.

— Герой. – Сказал старпом.

— Герой. – Подтвердили те, кто еще не успели выскочить из кают-компании.

Мичман Елизаров, лучший баталер Северного флота, был полностью реабилитирован и даже поощрен Почетной грамотой «за успехи в социалистическом соревновании». Бланка с другим текстом у зама не нашлось. А командир, подписывавший документ, от себя добавил – «за жертвенное служение родному экипажу».

Но в мичманской каюте-шестиместке Елизарову спать не разрешили, изгнали в шестой отсек на отдельный диванчик. Мало ли как пойдет процесс переваривания кивиака…