Байка
Часть первая. КОРВЕТ
Попугай на подводной лодке, что пьяный с бритвой в кают-компании. Потому они и не приживаются на субмаринах. Место им на флоте давно определено – на пиратских бригах, на плече какого-нибудь Билли Бонса. Но…
Вышло послабление. Специально для одного экипажа. Того самого, которому выпал жребий ввиду таких-то и таких-то международных осложнений на Средиземном море, продлить 12-месячную боевую службу еще на шесть месяцев. А чтобы подводники не грустили и слегка отвлекались от опостылевших вахт и дежурств, разрешили экипажу завести различных животных.
Командир капитан 2 ранга Игорь Мохов приобрел на арабском рынке трех живых черепах. Одну назвал Розой… Другую Кларой… А третью Фросей.
Боцман завел зверюшку похожую на мангуста, но никто толком не знал, что это за зверь, и потому дали приемышу классическое имя – Чебурашка. А старпом – попугая, которого он перекупил в Тартусе у одного моремана с советского сухогруза «Гороховец». У попугая было классическое имя – Кеша. Новый хозяин переименовал его в Кнехт. Смышленая пестрая птица откликалась и на Кнехта. При этом она знала много других разных слов и даже фраз, которым ее обучил бывший владелец: «Берегите попугая, птичка дорогая!», «Балдеешь, падла?», «Ба-бу-бы», «Полундррра!». Особенно ему нравилась последнее слово, которое он произносил часто и раскатисто, как настоящий боцманюга. Теперь каждое утро, проснувшегося в своей каюте старпома, Кнехт участливо спрашивал «Балдеешь, падла?!» Все попытки научить его говорить «С добрым утром!» или хотя бы «Рота, подъем!» ни к чему не привели, «падла» засела в его лексиконе навсегда.
В общем плавзверинец на Б-4 разрастался, и командир дал указание доктору взять всю лодочную фауну под свой догляд и организовать на корабле новую службу – службу «В» («Веди»), то есть ветеринарную службу. А присвоил доктору звание «корвета». Звание красивое, но обозначало оно «корабельный ветеринар» — корвет.
Сдавали задачу Л-1. На борт прибыли комбриг и три флагманских специалиста. После приемки задачи с оценкой «хорошо», вся комиссия собралась в кают-компании, где для начальства был организован спецобед под строгим медицинским наблюдением в лице корабельного доктора.
Все шло как нельзя лучше, когда в коридоре второго отсека (где и находилась кают-компания) раздался резкий вызывной сигнал «каштана» — межотсечной переговорной сети. А потом гаркнул чей-то властный командный глас: «Все вниз! Срочное погружение!» И добавил – «Суки…»
Увесистый мосол из борща чуть не застрял у комбрига в глотке. Он поперхнулся, но все же крикнул в открытую дверь:
— Командир, что случилось?!
И услышал ответ хриплый голос:
— Боевая тревога!
— Твою мать…! – Комбриг вскочил из-за стола, опрокинув тарелку: мало ли что могло случиться в их «горячей точке»?! Нервы и без того были на пределе. Но комбрига опередил доктор, он же «корвет»:
— Товарищ, комбриг все в порядке! Тревога ложная!
— Как это ложная?! Какие ложные тревоги могут быть на боевой службе?! Где этот долбо…б?!
Но «долбо…б» сам впорхнул в кают-компанию и заорал противным хриплым голосом:
— Срррочное погрррружение!
Отбой «боевой тревоги» сопровождался гомерическим хохотом.
***
Каюта старпома была отгорожена от рубки гидроакустиков фанерной переборкой и через нее легко проникали все звуки, которые прослушивали под водой акустики. На тренировках старшина команды прокручивал молодым «глухарям» учебные записи – шум винтов атомной подводной лодки, шум винтов гражданского сухогруза, шум винтов танкера… Кто же знал, что все эти зудяще-шелестящие звуки очень нравились соседу-попугаю?
И однажды, когда лодка шла в подводном положении и командир, как всегда[i], обедал в полном одиночестве, он вдруг услышал явственный шум винтов американской подводной лодки. Он вскочил и бросился в акустическую рубку, благо она находилась по другую сторону среднего прохода.
— Акустик! – Гаркнул командир. – Координаты цели! ЭДЦ?
— Элементов движения цели не наблюдаю. – Ответствовал старшина команды. – Горизонт чист!
— Как чист, когда я ясно слышал американскую ПЛАРБу?! Ты что не слышишь?!
Акустик снял наушники и услышал. Шум американского стратегического атомохода доносился из каюты старпома. Именно там сидел попугай Кнехт, замечательный звукоподражатель. Командир тихо матюгнулся и вытер со лба холодный пот.
За эту выходку Кнехт был удален из жилого офицерского отсека в четвертый, где обитали мичмана и где располагался камбуз. Но ушлая птица и здесь натворила делов.
В три часа ночи посреди мирно спящей мичманской шестиместной каюты вдруг раздался вопль:
— Рота подъем!!!
«Рота» поднялась мгновенно. Зажгли свет и увидели, что орет попугай, к которому по подволоку подбиралась корабельная крыса. Крысу шуганули, попугая помянули соленым словцом, свет погасили и все продолжили положенный ночной отдых. Утром, обсуждая происшествие, бывалые морские волки пришли к выводу, что попугай птица, хоть и беспокойная, но мудрая, и команду «Рота подъем» Кнехт подал правильно ввиду приближающегося врага.
— Бабу бы! – Изрек в завершение ночной побудки попугай, и все с ним молча согласились.
На третий месяц плавания Б-4 в Северной Атлантике у командира сдохла черепаха Клара. Потом черепаха Роза, а затем и Фрося. Чего-то им не хватало в лодочной среде. Черепах похоронили по морскому обычаю в море, и даже записали в вахтенный журнал координаты точки погребения. Затем сдохла зверушка у боцмана. Больше на подводной лодке Б-4 никаких рептилий, зверушек, птиц не заводили. А на 18-й месяц боевой службы субмарина капитана 2 ранга Игоря Мохова вернулась в родной Полярный.
***
Дольше всех держался Кнехт. Но и его постиг злой рок. Доктор-«корвет» говорил, что нельзя было так долго кормить попугая пшеном и гречкой. Ему бы бананчиков. Но, как говорил кок-инструктор: «Вибачте, дядьку, бананів немає!»
Кнехт лежал на спине лапками кверху. Похоже, что скорая ветеринарная помощь была ему уже не нужна. Она и в самом деле была ему не нужна. Попугай был совершенно здоров, но пьян в стельку. Кто-то накормил его хлебом, вымоченным в пайковом вине.
Через полчаса он протрезвел и вымолвил новое заученное слово:
— Пидорасы!
За успехи ли в языкознании, или в качестве закуски Кнехт получил от боцмана свое любимое лакомство – кусочек сыра. И не будучи Вороной из знаменитой басни, он тут же склевал сыр и совершенно к месту вставил:
— Берегите попугая, птичка дорогая!
И в благодарность за угощение изобразил шум винтов идущей на полном ходу американской атомной подводной лодки с баллистическими ракетами на борту типа «Огайо». А потом не забыл скомандовать:
— Боевая тррре-вога! Полунд-рррра!
Так он был окончательно принят в подводники.
Часть вторая. НА АФРИКАНСКОМ ХУТОРЕ…
Сорок вторая бригада подводных лодок стояла отдельно от всей эскадры в заполярном городке Линахамари. Туда редко заглядывало начальство, и потому новый командир эскадры контр-адмирал Чекмарев решил лично проинспектировать бригаду, причем сделать это врасплох.
По пути в Линахамари он готовил обвинительную речь: «Живете тут, как на хуторе, обросли, понимаешь, местными удовольствиями, и думаете, раз на отшибе, то никто с вами не разберется?!»
Прибыл он на белом катере и тут же ринулся в штаб. Комбрига в штабе не было.
— Где сам? – Вопросил адмирал у адъютанта – миловидной девушки с погонами старшего мичмана.
— Капитан первого ранга Базаров проверяет задачу Л-1 на подводной лодке Б-177.
— Срочно вызовите его сюда!.. А пока откройте мне кабинет.
— Одну секунду, наведу порядок!
Девушка в ладно сидевшей на ней черной флотской форме исчезла за обитой кожей дверью комбрига. Чекмарев проводил ее недовольным взглядом: «Живут тут, как на хуторе… Обросли, понимаешь, местными удовольствиями…»
— Пожалуйста, товарищ адмирал! – Приветливо распахнула дверь девушка-адъютант.
«Неплохо бы и мне завести такого мичмана…» — Подумал адмирал, но тут же понял, что это невозможно. Жена первой узнает о столь замечательной кадровой перестановке. Это тут, на дальних выселках такое возможно, на хуторах… «Обросли, понимаешь…»
Он еще в приемной обратил внимание на неуставной портрет висевший над столом адъютанта – «Портрет незнакомки» работы Крамского… Хоть бы министра обороны для приличия повесили… Подумал Чекмарев, и тут же увидел портрет министра над креслом рабочего стола. В кабинете не было ничего лишнего, кроме гантелей возле большого шкафа-купе.
Зазвонил телефон. В трубке голос комбрига:
— Товарищ адмирал, с прибытием! Буду ровно через пятнадцать минут.
— Да, уж я бы советовал поторопиться! Живете тут, как на хуторе! Обросли, понимаешь, местными удовольствиями, а план торпедных стрельб и на половину не выполнили!..
И тут в кабинете раздался чей-то ехидный скрипучий голос:
— Виноват! Дурак! Исправлюсь!
Чекмарев положил трубку и оглянулся. В кабинет никого не было. Он прислушался: голос доносился явно из шкафа:
— Пидорасы!!!
Это было слишком! Мало того, что какой-то пьяный придурок спрятался в шкафу, так он еще и голос подает. Дедуктивная логика сработала мгновенно: в отсутствии комбрига старший мичман впустила сюда любовника и спрятала его ввиду неожиданного прибытия адмирала в шкафу.
В шкафу кто-то зашевелился и запел таким же хриплым и противным голосом: «Потому, потому что мы пилоты. Небо наш, небо наш родимый дом…»
— Вот сволочь! – Удивился наглости незнакомца Чекмарев. – Живут тут, как на хуторе. Обросли, понимаешь, местными удовольствиями!
— Пидорасы!! – Ответил ему совсем неучтивый голос.
— Это уж точно! – Невольно согласился адмирал и добавил. – Да выходите уже!.. Пошутковали и хватит!
— Виноват! Дурак! Исправлюсь!
— Вот и исправляйся, раз дурак!
— Сам дурак!
— Но, но! Не очень то!
— Пидорасы!
— Ах так?! – Чекмарев нажал на клавишу связи с приемной. – Немедленно патруль в кабинет.
— Патруль в городе, на маршруте. – Испуганно сообщила старший мичман-адъютант.
— Тогда начальника охраны штаба!
В шкафу благоразумно замолкли. Через минуту на пороге вырос офицер-морпех — здоровенный лоб размером в шкаф.
— Прошу разрешения! Старший лейтенант Меньшов, начальник охраны штаба.
— Проверьте шкаф! Туда кто-то забрался…
— Есть проверить!… – Атлет-морпех резко отодвинул дверь купе и остолбенел: там на верхней полке стояла большая клетка с попугаем-жако. Это был Кнехт, передаренный комбригу командиром Б-4 Моховым.
— Пидорасы! – Не очень вежливо поприветствовал должностных лиц узник шкафа. Но тут же поправился:
— Виноват! Дурак! Исправлюсь!
Но было поздно. По резкому взмаху адмиральской руки – «Вон!» — старший лейтенант унес клетку в дежурку. Попугай, сидя на жердочке, распевал: «Потому, потому, что мы пилоты…» По пути в дежурку он встретил своего бегущего на встречу к адмиралу хозяина и доверительно ему сообщил:
— Пидорасы!
Но комбригу было уже не до питомца. Его встречала гневная тирада командира эскадры:
— Живете тут, как на африканском хуторе… Обросли, понимаешь, местными удовольствиями…
И чуть не добавил любимое попугайское словцо. Но удержался.
[i] Командиры обычно обедают в последнюю очередь – после сдачи командирской вахты старпому
Черкашин Николай Андреевич ©