Служил Гаврилов хлебопеком. Гаврилов булки испекал…

Мичман Гаврилов был начальником хлебопекарни на крейсере «Александр Невский». Служил хорошо, ни с кем не ссорился, и хлеб выдавал отменный, что пшеничный, что ржаной. А выпекать хлеба на корабле, хоть и большом – непросто. В качку опара садится, и поднимать ее надо, всем силами надо добиваться, чтобы буханки вышли из печи пышные, пропеченые с хрустящей корочкой. И мичману Гаврилову это удавалось вполне.

И вдруг этот аккуратный, мирный, ни разу не женатый человек получает конверт с такой запиской: «Моему терпению пришел конец! Считай, что это «черная метка»! И подпись из двух букв – «Г.Б.»

Что такое «Г.Б.»? Ясное дело – «государственная безопасность». Однако ничего антигосударственном мичман Гаврилов не совершал, в иноагентах не числился, нигде ничего не говорил, не подписывал, кроме служебных документов… Вспомнилась детская считалка: «Хрен, малина, ананас – ты выходишь «на атас»!

И вдруг осенило – ДРОЖЖИ! Дрожжи – продукт особого учета. Если уйдут на сторону, изготовление браги на корабле обеспечено. Дрожжи дважды уходили на сторону, но не по вине Гаврилова. Его зам старшина 2 статьи Полуйчик дважды грешил с дрожжами – отправлял их корешам трюмным для производства запретных напитков к дню ВМФ. Он оставался за Гаврилова, пока тот был в отпуске. И вот теперь дело о дрожжах взяли на контроль «органы» — «Г.Б.» А как иначе?

Как бы там ни было, но мичман Гаврилов набрался храбрости и отправился в Г.Б., в госбезопасность, которую представлял на корабле «особист» старший лейтенант Королев.

— Вот, значит, получил я от вас такое извещение. – Мялся мичман Гаврилов. – А за что такая немилость – не пойму.

Особист прочитал «извещение», осмотрел конверт с обеих сторон и даже на свет просмотрел. Конверт как конверт с портретом выдающегося овощевода Мичурина – Ни штампов, ни надписей.

Только в «адресе отправителя» две грозные буквы – «Г. Б.»

— А чего ты ко мне-то пришел? – Удивился особист.

— Так Г. Б. же!

— Да, что ж такое?! Чуть что так сразу же государственная безопасноть виновата. – Обиделся старший лейтенант. — Мали ли как Г.Б. можно прочесть – «Господь Бог» или «Главный Бухгалтер». Или «Главный боцман», например.

И тут Гаврилова осенило – главный боцман! Ну, конечно же это он! Кто еще, как не главный боцман подошел к нему на 8 марта на танцах в клубе моряков и сразу предложил не приглашать больше на вальсы и прочие кадрили Варю Кирпичеву, их общую зазнобу. Не приглашать на том основании, что он как главный боцман есть первенствующее лицо в мичманской кают-компании, а во-вторых, он первым пригласил красотку с птицефабрики военного совхоза в матросский клуб. Оба аргумента имели под собой серьезное основание. И Гаврилов, как человек законопослушный и покладистый, тут же положил себе – Варвару Кирпичеву в подругах не числить. Но тут объявили «белый танец» и Варвара сама пригласила его на тур. Гаврилов перехватил грозный взгляд ревнивца. И все. И вот – «черная метка». Где он ее поставит – под глазом? Оставалось только гадать о мстительных замыслах главного боцмана. Слава Богу, что служебные пути-дорожки у хлебопекарни и боцкоманды не пересекались ни на одной палубе. Разве что а приеме пищи, когда бачковые приносили буханки хлеба свежайшей выпечки, да еще во дни всеобщего марафета, когда у боцмана приходилось выпрашивать белую краску для облагораживания переборок и подволока хлебопекарни. И все. И больше нигде. Можно было бы спать спокойно. Но… Как-то не спалось…

       Месть боцмана была коварной и неожиданной.

Накануне смотра корабля Главнокомандующим ВМФ, моряки приводили крейсер в образцовый порядок. Все знали, как строг главком, вникающий во все детали корабельного быта, жизни моряков и боевой учебы. Крейсер красили от ватерлинии до клотика башнеподобной мачты. На стволах орудий главного калибра заменяли замасленные надульники новыми, сменили все вязаные маты, ковры в адмиральском салоне, освежали новой краской все коридоры, трапы, выгородки, рубки, салоны… Готовились к смотру и хлебопеки. Нужно было обновить белизну  корабельной пекарни, и по сему поводу главный боцман выдал мичману Гаврилову большую канистру, наполненную до самых краев великолепными масляными белилами. Конечно, уже тогда можно было задуматься о подозрительной любезности боцмана. Обычно прижимистый на краску, здесь он готов был сам принести бидон в пекарню. Но Гаврилов о том не задумался, а зря…

     Пекарню покрасили на славу! Она сияла белизной, словно операционная. А на другой день – в день великого Смотра, свежеокрашенные переборки и подволок вдруг стали шелушится, лупится, осыпаться. Краска трескалась и сворачивалась в непотребные струпья. Только тут Гаврилов понял, что боцман подлил в краску нечто такое, известное только ему, великому мастеру малярных работ, отчего краска начала сворачиваться и опадать хлопьями, как слетают с деревьев осенние листья. Исправить что-либо было поздно. Московская комиссия – ватага раззолоченных адмиралов во главе с сердитым главкомом уже шла по камбузному коридору. Мичман Гаврилов встретил начальство грудью, благо она была прикрыта белым халатом, так же, как голова увенчана белым накрахмаленным колпаком.

— Начальник хлебопекарни мичман Гаврилов! – Четко представился он главкому.

— Покажи-ка нам свое хозяйство да хлебушком свежим угости! – Сказал главком.

— Товарищ адмирал флота Советского Союза! – Срывающимся от волнения голосом обратился Гаврилов. – Хлебушком угощу, но пускать в пекарню без белых халатов и колпаков никого не имею права!

— Молодец! – Похвалил его главком. – Правильно службу понимаешь!

И повел свою раззолоченную ватагу дальше – в варочный цех.

В результате по итогам смотра мичману Гаврилову была объявлена благодарность от Главкома.

Пекарню, конечно, перекрасили. Но и Гаврилов жестоко отомстил главному боцману. Он женился на красотке Варваре Кирпичевой да еще предерзко пригласил недруга-ревнивца на свадьбу. Боцман на торжество, конечно, не пошел. И что он там затаил против отважного пекаря в глубине души, было неизвестно.