Бабайка

Старая флотская шутка: «Когда матрос становится человеком?» «Когда падает за борт»

Крейсер стоял на якорной бочке, когда мимо него прошел рейсовый пассажирский катер. И кто-то выкинул за борт собаку (а может быть, сама, бедолага, свалилась?). Пес шустро поплыл в сторону крейсера, на котором шла большая субботняя приборка. И старпом, временно замещавший командира, скомандовал:

— Человек за бортом!

Тут же спустили шлюпку и доставили мокрого пса на корабль. Этот замечательный поступок старпома, сразу же возвысил его в глазах всей команды. Старпомов обычно не любят (должность собачья) и самая ласковая кличка для них – «Дракон».

Спасенный пес лихо отряхивался. Капитан 2 ранга Луноходов распорядился:

— Отправить собаку на камбуз!

Все вздрогнули: неужели на ужин будет корейское блюдо? Но старпом тут же уточнил:

— Накормить и спать уложить!

Коки накормили страдальца от пуза, а спать он сам завалился в выгородке, где хранилась ветошь. 

Приказом по кораблю за псом закрепили ответственного за его содержание старшего матроса Цезаренко из боцманской команды. Там он среди боцманят и прижился. Долго подбирали ему кличку:

— Пусть будет Моредан – морем данный.

— Давайте проще – Мореман.

— Да это же Тузик. Он на Тузика откликается!

 Однако старпом нарек пса Ихтиандром, а сокращенно Ихти, что в переводе с греческого «ихтиос» — «рыба».

Еще дольше определяли породу пса.

— Ну, конечно – он водолаз. Из воды вылез.

— Да, нет, доберман пинчер.

— Ага, добери пончик! Шпиц он померанский.

— Почему «померанский»? 

— Потому что помирал, пока его не спасли.

— Буль-буль-бульдог.

— Кокер он, раз у коков кормится.

— Бладхаунд! – Припомнил кто-то из мичманов редкую породу.

— Прошу не выражаться! – Осадил собачьего знатока боцман, и безапелляционно утвердил:

— Палубный терьер!

— Почему терьер?

— Потому что за ним палубу подтирать, а то и тереть придется.

Но палубу за Ихиандром подтирать не пришлось. Как и все дворняги, он оказался псом на редкость умным, все понимающим. И ни разу, к величайшей радости главного боцмана, не осквернил крейсерскую палубу, сделанную из благородного тика. Он аккуратно ходил за вторую дымовую трубу. Конечно, в первый день, по-сухопутному еще неразумению он пометил обе трубы, и все четыре башни главного калибра. Но вскоре понял, что всё вокруг и так принадлежит ему, и после серьезного вразумления от старшего матроса Цезаренко Ихти никогда больше ничего не метил. 

Он быстро усвоил, что по сигналу «Большой сбор» надо бежать вместе со всеми на ют, и там становиться в строй. В строй Ихти не становился, а усаживался во второй шеренге, и не шевелился до самой команды «Разойдись». Опозорился он только однажды. Но об этом, кроме старшего матроса Цезаренко, никто так и не узнал. Когда на стрельбах в море бабахнули орудия главного калибра, у Ихти от неожиданных грома и молнии случился жидкий ужас. Вот тут и пришлось тереть палубу. Но Цезаренко сделал все это быстро и незаметно.

Зато пес в отличие от своего хозяина прекрасно переносил качку, любую, даже самую муторную – одновременно килевую и бортовую. Он только ерзал по палубе кубрика, съезжая на пятой точке вперед-назад, вправо-влево, и при этом поглядывал, улыбаясь, на своего серо-зеленого повелителя. 

После небольшого курса дрессировки, Ихти веселил команду: стоя на задних лапах и молотя передними, показывал, как матрос просится у старшины на берег. Или же, упав на спину, изображал подвыпившего баталера. Но особенно хорошо удавался ему вокал. Когда горнист играл протяжную и печальную мелодию «Повестки», Ихти начинал подпевать ему, выводя заунывные почти волчьи хрипловатые рулады. 

Через месяц вернулся из отпуска командир крейсера. Новость, что личный состав пополнился еще одним моряком, четвероногим и хвостатым его совсем не обрадовала. Оказалось, что командир кинофоб, то есть не любит собак, но зато обожает кошек. 

— Собаку списать на берег! – Распорядился он. –  У нас флагманский корабль флота! У нас тут высокие гости бывают, мало ли что, облает кого ненароком, конфуз будет.

— Да, он голос только по команде подает. – Защищал любимца старпом.

— Ну, еще хуже – укусит кого. – Нагнетал страсти кинофоб.

— Добрее твари я еще не видел!

Но командир дал понять, что дальнейший торг не уместен: 

— Убрать! Завтра же с первым плавсредством.

— Есть, убрать.

На другой день произошло два знаменательных события: утром на белом катере прибыла комиссия во главе с флагманским врачом Северного флота проверять, как обстоят дела с дератизаций корабля, проще говоря, понять, как далеко продвинулось командование и медслужба крейсера в деле борьбы с крысами. Дела, надо сказать, обстояли плохи. Крысы плодились и бесчинствовали как никогда. Видимо, шло какое-то влияние из космоса. Ну, и комиссия тоже сотворила свое вливание, составив грозный акт проверки. Из него следовало, что дератизация была совершенно запущена, не ведется ни учет поголовья крыс, ни систематическая борьба, что приводит к ухудшению санитарного состояния корабля, а также к всевозможным техническим отказам из-за прогрызания изоляции кабельных трасс. Напрасно командир пытался изменить превратное мнение о корабле, показывая призы за артиллерийскую стрельбу и спортивные кубки. Но генерал медицинской службы стоял на своем: нельзя превращать крейсер в плавучий крысятник.

— Только на затонувших кораблях не бывает крыс. – Парировал командир, но и этот аргумент не был принят.

Второе знаменательное событие произошло в то же утро: Ихти принес своему хозяину старшему матросу Цезаренко придушенную им крысу и положил ее на прикоечный коврик. Цезаренко никогда не слышал, чтобы собаки ловили крыс, разве что какие-нибудь особо пронырливые такси или терьеры. Пораженный до глубины души, он доложил о боевом успехе своего питомца главному боцман. Боцман не поверил, пока не нашел на крысиной тушке следы собачьих зубов. Безмерно удивленный он доложил о происшествии старпому. И вот тут-то капитан 2 ранга Луноходов под финал полемики о кораблях и крысах  сообщил новость:

— А у нас корабельный пес сегодня крысу поймал. Не собака, а настоящая мангуста!

Медицинский генерал радостно встрепенулся:

— Вот видите! Можете, когда хотите!

И Ихтиандр навсегда остался на крейсере.