Моей маме, которая дождалась меня
из всех моих походов
Работая над походными дневниками, написанными в далекие теперь уже времена, я ничего не стал менять в них в угоду нынешнему дню. Убрал лишь то, что слишком личностно и то, что не представляет особого интереса для современного читателя. В некоторых случаях изменены фамилии тех лиц, которые, что называется, не глянулись в походной жизни. Кое-где добавлены комментарии как бы в продолжении в будущем. Но в целом все осталось таким, каким виделось в той уже почти легендарной корабельной жизни.
Мне повезло, ибо я застал наш флот в расцвете его могущества. Мне посчастливилось принять участие в первом походе на боевую службу нашего первого авианосца «Киев», посчастливилось увидеть сложную боевую работу нашей Средиземноморской эскадры в экстремальной обстановке, посчастливилось принять участие в многомесячном походе подводной лодки Б-409 в Средиземное море, побывать в Италии на борту военного корабля… Сегодня все это страницы истории. Истории российского флота.
Эти дневники писались для себя, в стол, а потому без оглядки на военного цензора и партийного редактора. Наверное, в этом и есть главная ценность дневникового жанра вообще, и в данной частности. Я старался следовать старому штурманскому правилу: пишу то, что вижу. И еще то, что думаю, а не то, что надо думать. Некоторые дневники («Носом к морю!», «Кипрская побудка») переведены в форму путевых заметок или документальных повестей без точной датировки событий. Остальные привязаны к точным календарным датам.
Надеюсь, что мои бывшие соплаватели примут эту книгу с пониманием и, может быть, с легкой грустью по лучшим годам нашей жизни.
НОСОМ К МОРЮ!
Крейсер – вот лучшее убежище от душевных невзгод. Когда вдруг станет невмоготу, дела зайдут в тупик, высушит душу суета большого города, я вспоминаю, что вовсе не «в флибустьерском, дальнем синем море», а в не таком уж далеком – Баренцевом не «бригантина поднимает паруса», а поднимает пары легкий артиллерийский крейсер 68 бис проекта «Александр Невский». И я иду в редакцию «Красной звезды», выправляю пропуск и командировочные бумаги, сажусь в рейсовый самолет, лечу в Мурманск, а потом не так уж долго еду в Североморск, где посреди скалистого заснеженного фиорда стоит красавец-корабль. На нем служит мой давний товарищ – Саша Кибкало, он же Александр Александрович или Сан Саныч – самый молодой из всех крейсерских старпомов по летам и чинам: всего на всего – капитан-лейтенант. Мы знакомы с ним не первый год. Но дружба наша не знала иных стен, чем стальные переборки крейсерских кают и рубок.
На «Александр Невский» просто так с берега не попадешь – только рейдовым катером или оказией с самого крейсера.
Старенький рейдовый катер пробивается сквозь вьюжную ночь прямиком на якорные огни крейсера. Один горит на носу, другой – на корме. В ходовой рубке капитанит дед-пенсионер, старый морской волчара. Я давно его знаю в лицо. Рядом с графиком светлого времени пришпилен вырванный из «Огонька» портрет «Незнакомки» Крамского. Здесь, в ходовой рубке в темноте полярной ночи, она кажется вдвое загадочней. Взгляд ее устремлен на приближающийся крейсер.
Крейсер тяжелым броневым клином вбит в эту угрюмую плотности и черноты воду. Ступенчатой пирамидой громоздится над ним главная надстройка. Из расшеперенных, словно бычьи ноздри, клюзов косыми струнами уходят в неспокойную воду якорь-цепи. Строенные, сдвоенные стволы орудий задумчиво уставились на заснеженные скалы берега. И только над реями плавное кружение решетчатой параболы выдает недремную жизнь крейсера — одной из самых громадных военных машин, созданной когда-либо людьми.
Когда по его палубе рассыпаются матросы, крейсер похож на Гулливера, опутанного лилипутами; когда бродишь в корабельных недрах, в подводном лабиринте коридоров и шахт, чувствуешь себя одним из паломников, спустившихся в утробу Гаргантюа и блуждающих там по желудочным трактам и слуховым проходам исполинского организма». Массивные поршни рулевой гидравлики даже внешне напоминают руки — руки стальных джинов, навечно прикованных к рычагам корабельного руля, малейшее движение штурвального колеса они превращают в мощное поворотное усилие. Орудийные башни — огнедышащие головы морского дракона.
Крейсер «стальная явь всех философических сказок человечества.
Здесь все поражает своими размерами: от оси руля толщиной с добрую бочку» до самых обыденных предметов, преображенных до неузнаваемости. Литая телефонная трубка весом с гантелю, гаечный ключ едва ли не в человеческий рост, одно звено якорной цепи с успехом заменит гирю-полупудовку. Похоже, что все эти вещи созданы для великанов. Но пользуются и управляют ими люди. Простые смертные люди живут, служат, радуются, грустят, шутят в этом мире тяжелого и грозного железа: старший помощник командира капитан-лейтенант Александр Кибкало, корабельный хирург лейтенант медслужбы Валерий Волох, старшина машинной команды мичман Иван Маханьков, старший оператор станции дальнего воздушного обнаружения матрос Геннадий Бухаркин.
Старпом Кибкало
Катер тыкается привальным брусом в обмерзший кранец.
— Осторожно, броню не помните! – Раздается со шканцев крейсера негромкий хрипловатый и всегда чуть насмешливый голос. Ну, конечно же, это он – Кибкало!
— Саня!
— Соскучился? Ну, заходи, гостем будешь!..
Я поднимаюсь по трапу, отдаю честь корабельному флагу и мы обнимаемся.
— Рассыльный! – Кричит Кибкало. – Проводи старшего лейтенанта в каюту помощника. И пусть там белье на койке сменят.
Я иду вслед за матросом с повязкой рассыльного, вдыхая знакомые запахи перегретого пара, мокрого брезента, свинцового сурика, печеного хлеба, лизола, машинного масла и еще чего-то такого, чем пахнут только боевые корабли… Читать далее
Моей маме, которая дождалась меня из всех моих походов
Работая над походными дневниками, написанными в далекие теперь уже времена, я ничего не стал менять в них в угоду нынешнему дню. Убрал лишь то, что слишком личностно и то, что не представляет особого интереса для современного читателя. В некоторых случаях изменены фамилии тех лиц, которые, что называется, не глянулись в походной жизни. Кое-где добавлены комментарии как бы в продолжении в будущем. Но в целом все осталось таким, каким виделось в той уже почти легендарной корабельной жизни.
Мне повезло, ибо я застал наш флот в расцвете его могущества. Мне посчастливилось принять участие в первом походе на боевую службу нашего первого авианосца «Киев», посчастливилось увидеть сложную боевую работу нашей Средиземноморской эскадры в экстремальной обстановке, посчастливилось принять участие в многомесячном походе подводной лодки Б-409 в Средиземное море, побывать в Италии на борту военного корабля… Сегодня все это страницы истории. Истории российского флота.
Эти дневники писались для себя, в стол, а потому без оглядки на военного цензора и партийного редактора. Наверное, в этом и есть главная ценность дневникового жанра вообще, и в данной частности. Я старался следовать старому штурманскому правилу: пишу то, что вижу. И еще то, что думаю, а не то, что надо думать. Некоторые дневники («Носом к морю!», «Кипрская побудка») переведены в форму путевых заметок или документальных повестей без точной датировки событий. Остальные привязаны к точным календарным датам.
Надеюсь, что мои бывшие соплаватели примут эту книгу с пониманием и, может быть, с легкой грустью по лучшим годам нашей жизни.
НОСОМ К МОРЮ!
Крейсер – вот лучшее убежище от душевных невзгод. Когда вдруг станет невмоготу, дела зайдут в тупик, высушит душу суета большого города, я вспоминаю, что вовсе не «в флибустьерском, дальнем синем море», а в не таком уж далеком – Баренцевом не «бригантина поднимает паруса», а поднимает пары легкий артиллерийский крейсер 68 бис проекта «Александр Невский». И я иду в редакцию «Красной звезды», выправляю пропуск и командировочные бумаги, сажусь в рейсовый самолет, лечу в Мурманск, а потом не так уж долго еду в Североморск, где посреди скалистого заснеженного фиорда стоит красавец-корабль. На нем служит мой давний товарищ – Саша Кибкало, он же Александр Александрович или Сан Саныч – самый молодой из всех крейсерских старпомов по летам и чинам: всего на всего – капитан-лейтенант. Мы знакомы с ним не первый год. Но дружба наша не знала иных стен, чем стальные переборки крейсерских кают и рубок.
На «Александр Невский» просто так с берега не попадешь – только рейдовым катером или оказией с самого крейсера.
Старенький рейдовый катер пробивается сквозь вьюжную ночь прямиком на якорные огни крейсера. Один горит на носу, другой – на корме. В ходовой рубке капитанит дед-пенсионер, старый морской волчара. Я давно его знаю в лицо. Рядом с графиком светлого времени пришпилен вырванный из «Огонька» портрет «Незнакомки» Крамского. Здесь, в ходовой рубке в темноте полярной ночи, она кажется вдвое загадочней. Взгляд ее устремлен на приближающийся крейсер.
Крейсер тяжелым броневым клином вбит в эту угрюмую плотности и черноты воду. Ступенчатой пирамидой громоздится над ним главная надстройка. Из расшеперенных, словно бычьи ноздри, клюзов косыми струнами уходят в неспокойную воду якорь-цепи. Строенные, сдвоенные стволы орудий задумчиво уставились на заснеженные скалы берега. И только над реями плавное кружение решетчатой параболы выдает недремную жизнь крейсера — одной из самых громадных военных машин, созданной когда-либо людьми.
Когда по его палубе рассыпаются матросы, крейсер похож на Гулливера, опутанного лилипутами; когда бродишь в корабельных недрах, в подводном лабиринте коридоров и шахт, чувствуешь себя одним из паломников, спустившихся в утробу Гаргантюа и блуждающих там по желудочным трактам и слуховым проходам исполинского организма». Массивные поршни рулевой гидравлики даже внешне напоминают руки — руки стальных джинов, навечно прикованных к рычагам корабельного руля, малейшее движение штурвального колеса они превращают в мощное поворотное усилие. Орудийные башни — огнедышащие головы морского дракона.
Крейсер «стальная явь всех философических сказок человечества.
Здесь все поражает своими размерами: от оси руля толщиной с добрую бочку» до самых обыденных предметов, преображенных до неузнаваемости. Литая телефонная трубка весом с гантелю, гаечный ключ едва ли не в человеческий рост, одно звено якорной цепи с успехом заменит гирю-полупудовку. Похоже, что все эти вещи созданы для великанов. Но пользуются и управляют ими люди. Простые смертные люди живут, служат, радуются, грустят, шутят в этом мире тяжелого и грозного железа: старший помощник командира капитан-лейтенант Александр Кибкало, корабельный хирург лейтенант медслужбы Валерий Волох, старшина машинной команды мичман Иван Маханьков, старший оператор станции дальнего воздушного обнаружения матрос Геннадий Бухаркин.
Старпом Кибкало
Катер тыкается привальным брусом в обмерзший кранец.
— Осторожно, броню не помните! – Раздается со шканцев крейсера негромкий хрипловатый и всегда чуть насмешливый голос. Ну, конечно же, это он – Кибкало!
— Саня!
— Соскучился? Ну, заходи, гостем будешь!..
Я поднимаюсь по трапу, отдаю честь корабельному флагу и мы обнимаемся.
— Рассыльный! – Кричит Кибкало. – Проводи старшего лейтенанта в каюту помощника. И пусть там белье на койке сменят.
Я иду вслед за матросом с повязкой рассыльного, вдыхая знакомые запахи перегретого пара, мокрого брезента, свинцового сурика, печеного хлеба, лизола, машинного масла и еще чего-то такого, чем пахнут только боевые корабли… Читать далее
Черкашин Николай Андреевич ©