«МНЕ ВСЕ ЗДЕСЬ НА ПАМЯТЬ ПРИВОДИТ БЫЛОЕ…»

Эта элегическая строчка из каватины Князя, героя оперы «Русалка», всплывала на каждом шагу по улицам и причалам Полярного. Право, не спроста. Побывал в нынешнем декабре в Полярном и явно ощутил, что в моей жизни замкнулся огромный круг, с длиной окружности в десятки лет. Вот здание нашей береговой офицерской столовой. Рядом с «трапом» стоит бронзовый контр-адмирал Лев Чернавин, командир нашей 4-й эскадры подводных лодок. Для меня он всегда живой человек, как и застывший в той же бронзе адмирал Сучков – у причала. Как странно видеть их застывшими, когда сотни раз видел их здесь, на этих же местах, живыми, энергичными, спешащими, ничуть не сомневающимися, что служба так же вечна, как и земная жизнь…

Замыкание «круга» особенно остро ощутилось в актовом зале, где некогда собирались по самым разным поводом офицеры эскадры. Зал уцелел от давления времени. Вот они эти ряды, где мы все старались разместиться подальше от глаз начальства восседавшего за столом на подмостках или стоящего за трибуной. Здесь можно было даже прикорнуть за широкими спинами товарищей, пока не назовут твою фамилию и не потребуют к ответу. И вот нас поднимают по очереди с командиром и задают всякие колкие вопросы: почему вы не сделали того-то и того-то, когда же наконец… и т.д. А потом в этом же самом зале нас с командиром вызывали на помост и вручали ордена за дальний поход, за боевую службу – нам, старпому и механику. И шефский хор из Москвы пел нам в дар песню «Мы на лодочке катались…» А мы переглядывались и улыбались: «катались, катались на лодочке от здешних заполярных берегов к берегам Ближнего Востока.

И вот теперь я в этом же зале подписываю для музея и библиотеки свои книги, написанные о той жизни, которая захлестывала и в этот зал, и перехлестывала за боновые ворота, унося нас за океанские горизонты: «Студеный флот», «Одиночное плавание», «Возмутители глубин»… Это все названия томов из полного собрания сочинений, которые доставлены сюда при издательской и почтовой поддержке Дмитрия Глазунова, капитана замечательной моторной яхты «Полина».

Круг, а скорее всего спираль, которая трижды повторила здесь свои витки… Она же обвила и ныне музейную подводную лодку военных времен – К-21. И вот я прикручиваю к лацкану памятный знак К-21, помня, что эта легендарная крейсерская подводная лодка, выходившая в 1942 году в атаку на немецкий линкор «Тирпиц», много послевоенных лет простояла у одного из здешних причалов. И когда мы спускались в ее отсеки не как в музей, а как в УТС – учебно-тренировочную станцию «пожар-вода», отрабатывая ежемесячно навыки тушения пожара и поступления воды. И это было именно то, что пафосно называют «эстафетой поколений» — пламя, бушевавшее в носовом отсеке само собой передавалось моряками К-21 нам – огненным факелом. Правда, тогда это никто не называл «связью поколений» — шла отработка учебно-тренировочных задач. Но в этом-то и был весь нерв этой связи.

А вот еще один мощный и старейший «штекер» такой связи: двухэтажный особнячок штаба. Штаба – в годы войны – всего Северного флота, а затем штаба 4-й эскадры… Только сейчас заметил, что он обсажен рябинами, и красные ягоды горят под снежным покровом… Двадцать шесть ступенек, ведущих на второй этаж в кабинет командира эскадры. Когда-то я преодолел их одним махом и предстал перед контр-адмиралом Чернавиным, доложив ему, как положено, о своем прибытии для продолжении воинской службы… Теперь из его кабинета выходит другой адмирал – Эдуард Михайлов, командующий Кольской флотилии разнородных сил. Но разговоры все те же – о подводных лодках, а в окнах – все тот же вид на Екатерининскую гавань в корабельных огнях.

А потом машина с трудом пробивается сквозь снежный занос в губу Кислая – там старинное морское кладбище Полярного, там кресты и обелиски в память погибших подводников. Там черный камень экипажу подводной лодки С-80, разделившего судьбу «Курска» шесть десятилетий тому назад. Давно это было, но памятно. Остро. Вечно.

Музеище КБС.