ШТУРМАНЕНОК ПЕТЯ

Байка

 

«Товарищ мичман, ваше приказание выполнено!»

«А я вам ничего и не приказывал»

«А мы ничего и не делали».

Этот свой любимый анекдот старпом капитан-лейтенант  Кровопусков повторял всякий раз, когда садился за стол в кают-компании, и на пятом месяце плавания он уже не только не вызывал улыбку, но и порождал  тихую шипящую ярость. Однако никто не имел права делать замечание старпому, первенствующему согласно Корабельному уставу лицу в кают-компании. Даже просить его было неразумно, мол, Семен Семенович, нельзя ли что-нибудь другое вспомнить? Старпом на все сто оправдывал свою красноречивую фамилию – Кровопусков, и чего тут еще непонятно? Поначалу, пытались разыграть анекдот в лицах и даже придумывали продолжение словам мичмана: «А я вам ничего не приказывал». «А мы ничего и не делали»  — «Отставить!» или «Так держать!» Словом, говорить было не о чем, и отупляющая рутина бесконечного подводного плавания дошла до предела. И тут…

И тут подводная лодка зашла с деловым визитом в Александрию – подремонтироваться и пополнить запасы «свежестей». Местный шипчандлер (поставщик продуктов) постарался на славу – египтяне уважали русских подводников – и едва не завалил лодку местным картофелем в сетчатых мешках, апельсинами, бараньими полутушами, продолговатыми египетскими арбузами, и в несметном количестве куриными яйцами. Упаковки с куриными яйцами рассовали по укромным местам, чтобы не раздавить их в лодочной тесноте, и после трехмесячного кормления омлетов из яичного порошка, надоевших до рвотных судорог даже кокам, на столах обеих кают-компаний, офицерской и мичманской, а также на матросских «баках» появились аппетитные глазуньи. Через месяц подводная лодка вышла в море, заняла позицию в районе острова Пантеллерия, и тут по отсекам пополз мерзкий запах тухлых яиц. Сначала думали, что это сероводород, который выделяется из грунта в районе острова. Но потом быстро выяснилось, что свежие яйца, которыми столь щедро наделил подводников александрийский шипчандлер, в жаркой и влажной атмосфере отсеков стали портиться. Картонные упаковки извлекали из самых укромных мест – из-за кабельных трасс, контакторных коробок, из промежутков между агрегатами, из аварийных бачков (и даже – кто-то же догадался засунуть «куриные фрукты» в распредщит ) Все эти «излишки» упаковывали в пластиковые мешки, а потом топили на ночных всплытиях в море. Напрасно помощник командира он же начальник службы «С» — снабжения, уверял всех, что в Китае это высший деликатес, и протухшие яйца именуют там «ароматическими», и чем чернее белок, тем они считаются вкуснее. Но китайцев в экипаже не было. И никто не отважился их попробовать. Да и доктор наложил свой авторитетный запрет на «ароматические яйца»: «Кто хоть одно съест, из гальюна у меня вылезать не будет!»

А запах деликатесов крепчал и вентиляция на ночных всплытиях не справлялась со зловонием, чья стойкость была выше, чем у французских духов «Лориган Коти». 

Почему-то в штурманской рубке ничем не выветриваемое «амбре» стояло дольше, чем где бы то ни было. И штурман старший лейтенант Петр Насекин вел прокладку, зажимая нос, сначала пальцами, а потом бельевой прищепкой. Он даже разбрызгивал в рубке одеколон «Саша», но и отечественный парфюм, прозванный в обиходе «кавалерийскими духами», которыми только лошадей душить, оказался бессилен против отвратительнейшего запаха. 

И тут…

И тут старший лейтенант Насекин услышал странный звук, который доносился из-под прокладочного стола. Он заглянул туда и обомлел. Глазам не поверил! В яичной коробке, забытой между прокладочным столом и кожухом эхолота, копошилось и попискивало живое существо – цыпленок!

Это сенсация облетела все отсеки, каюты, трюмы, выгородки, аккумуляторные ямы, рубки, обе кают-компании и камбуз. Свободные от вахт потянулись в штурманскую рубку поглядеть на чудо. Насекин сделал из ваты нечто гнезда, поместил его под настольной лампой и принимал поздравления. Делегаты из отсеков предстояли перед гнездом как волхвы у Вифлеемской колыбели. Птенец вывелся хилый, на ногах не стоял, лежал, откинув головку, покрытую редким пухом.

— На цыпленка-табака не тянет пока. – Заключил старпом Кровопусков почему-то в рифму. – Но если откормить…

— Не жилец. – Заключил доктор.

— Дохлячок. – Согласился  механик. – А какого он пола, док?

Доктор осмотрел цыпленка и неуверенно заключил: 

—  Похоже, девочка. Курочка…

— Вот и хорошо! – Обрадовался помощник. – Яйца свежие будет нести!

Но свежих яиц на лодке так и не дождались…

Забегая вперед, надо сказать, что медицинский авторитет доктора весьма пошатнулся, после того, как у «курочки» стали отрастать  «золотой гребешок» и «шелкова бородушка».

— Я ж не ветеринар! – Защищал свое реноме доктор, но безуспешно. Цыпленка из Рябы перенарекли в Петушонка, или попросту в Петю, а доктора за глаза стали звать Ветеринаром. Предлагали занести его в книгу рекордов Гиннеса, как единственный в мире случай рождения петуха под водой. Но штурман, как штатный корабельный историограф, уже записал этот факт в «Исторический журнал ПЛ Б-444».

Не куриное это дело – рождаться под водой. Цыпленок был слаб и едва держался на ногах. Перья росли плохо. Мотористы пошили цыпленку  «для сугрева», крохотную тельняшку, и надели ее, просунув в проймы хилые крылышки. Тельняшечка пришлась в пору. 

Петя падал в обморок при проверке прочного корпуса на герметичность, когда в отсеках повышалось давление, и при всплытии, когда стравливали избыточное давление. С тех пор, как на лодке появился новый член экипажа, старпом уже не рассказывал свой любимый анекдот про мичмана, а все разговоры в кают-компании вились только о штурманенке Пете. Это было весьма к стати: на фоне резко обострившейся международной обстановки подводная лодка получила приказ на применение обычного оружия по любой цели, которая появится в позиционном районе. Настроение у всех было, мягко говоря, невеселое, мрачноватое, а тут – трогательное существо из другого полузабытого мира… Пете было позволено разгуливать по накрытому столу и склевывать крошки между тарелками и прочей посудой. Этот пушистый комочек живой плоти снимал напряжение, вызывал улыбки.

— Надо бы документ на него оформить. – Сказал командир. – Как ни как – член экипажа. Согласно Корабельному Уставу необходимо назначить лицо, ответственное за содержание животного.

— Уже назначен, товарищ командир! – Доложил старпом. – Старший лейтенант Насекин. Кто дитёнка произвел, тот пусть его и пестует. 

— Логично. Тогда надо выписать на него военный билет…

И все стали шумно обсуждать параметры новобранца. А штурман заносил их в казенный блокнот – «Записную книжку офицера».

— Имя? – вопрошал старпом. И лейтенанты, которым эта затея очень понравилась, отвечали почти хором:

— Петр! Петя! А как еще? Конечно, Петр!

— Отчество?

— Петрович! Насекин Петр. Он высидел, значит, Петрович.

Так и записали – Петр Петрович. Насекин не возражал.

— Фамилия?

Тут начался разнобой. Одни предлагали – Петухов, другие Курицын, третьи –  Моряков. А минер предложил — Орлов. Командиру это понравилось, и он утвердил: Петр Петрович Орлов.

— Пол?

— Мужской.

— Национальность? Русский?

— Пиши – египтянин.

— Место рождения?

Тут вышел спор: одни предлагали – Александрия, по месту происхождения яйца, другие – второй отсек подводной лодки Б-444. В конце концов, командир принял соломоново решение:

— Штурман, пиши: «шапка», «добро» — широта и долгота точки, в которой ты его заметил.

Вписали широту и долготу, добавив «Средиземное море». 

— Звание?

— Младший лейтенант.

— Неправильно. – Возразил доктор. – Пусть сначала в рядовых матросах походит.

— Нет-нет, — запротестовал связист. – Все петухи от рождения командиры. Поэтому пусть будет младшим лейтенантом.

— Резонно. – Согласился командир подводной лодки.

— Должность?

— Начальник службы времени. – Сходу предложил Насекин. – По петухам время определяют.

Но тут возник жаркий спор, когда стали решать в какую боевую часть или в какую службу зачислить Петра Петровича Орлова. Насекин, разумеется, настаивал на БЧ-1, на штурманской боевой части. Но помощник, начальник службы «С» — снабжения, заявил, что яйца были доставлены на лодку именно его службой, поэтому и место ему – поближе к камбузу.

— Да вы его там сожрете ненароком. – Наседал на помощника минер. – Я бы его в БЧ-5 зачислил, к мотористам или трюмным. 

— Почему? – удивились все.

— Да потому что механик на женский пол налетает как петух. И топчет их, топчет… Два сапога – пара.

Механик обиделся:

— Я еще ни одну женщину не затоптал. 

— Стоп базар! – Распорядился старпом Кровопусков, он  же начальник службы «Х» — химической. – Орлова зачисляем в службу «Х». Он как газоанализатор работает: содержание кислорода в воздухе падает – он тоже падает, на бок и клювик разевает. Значит, всплывать пора или регенерацию включать.

Спорить с Кровопусковым никто не стал. Петра Петровича Орлова зачислили в службу «Х» с исполнением обязанностей начальника службы времени в БЧ-1.

И тут, словно откликаясь на свое назначение, Петя поднял головку и попытался заголосить. Вышло пискляво, сипло, совсем негромко. Но все же вышло! Восхищенное застолье, словно новгородское вече, сразу же повысило Орлово в чине:

— Лейтенант! Настоящий лейтенант! – Смеялся командир. – Все знает, но ничего не умеет. Но главное —  все же пытается. 

Через день особую готовность лодки к бою с применением обычного оружия отменили. И едва командир сообщил об этом личному составу, как Петр Орлов поднялся на цыпочки, вытянулся, вскинул головку и громко прокукарекал, приведя всех в восторг. Командир даже подставил ему микрофон «каштана» — межотсечной связи. И петушок еще раз исполнил свое соло, прозвучавшее всем на радость с первого по седьмой отсекам. За этот подвиг он был произведен в «старшие лейтенанты». А когда, разгуливая по столу, Петя склевал бежавшего по скатерти таракана, единодушно, без воздержавшихся обрел звание «капитан-лейтенанта».

— Не фига себе карьера! – Искренне позавидовал Петру Петровичу помощник командира, который уже два месяца «перехаживал» в старших лейтенантах.

   Шел шестой месяц «автономки». Петр Петрович взматерел, покрылся рыже-огненными перьями. И теперь в кают-компании обсуждали вопрос, как и чем, обозначить его принадлежность к ВМФ. 

— Гребень у него слишком красный. Не по-флотски это. Да и форма одежды рыжая. – Рассуждал помощник. – Был бы он в черном оперении, тогда сразу видно – мореман. Наш петух, черный.

— Ну, гребень ему можно перекрасить, — предложил механик, — в синий или голубой цвет.

— Не надо нам голубых петухов! – Возмутился штурман.

— Ну, тогда гребень ему надо кузбасслаком зачернить. – Стоял на своем помощник.

— Лучше ты себе язык зачерни, Федя! – Посоветовал старпом. – Пусть остается как есть. А гребень – это у него, как гюйс. 

— Точно! – Обрадовался штурман. – Или как сигнальный флаг «Наш».

Красный флаг «Н» в таблице сигнального свода означал «Веду огонь» или «Гружу боезапас».

Так и порешили: оставить форму одежды Петра Петровича Орлова без изменений, а гребень и бороду числить гюйсом, что вполне соответствовало корабельному рангу Б-444.

 

Надо заметить, что штурман Насекин с большим терпением переносил все насмешки и подковырки, которые порой выпадали на его долю. Так командир, гневаясь на какой-либо промах в БЧ-1, мог сказануть: «Развели, понимаешь, курятник в штурманской рубке!» или того хуже «вам бы только цыплят высиживать, товарищ Насекин, а не место по счислению определять!». Ну, и, конечно же, Насекин за глаза давно величался «Наседкиным». Но штурман стоически переносил весь этот морально-психологический прессинг. 

Нелегко приходилось и доктору. Его все время пытались вывести на ученую беседу по вопросам птицеводства: а как, а что, а что если…

— А если Петр Петрович встретит наших русских кур, как он себя поведет?

— Точно так же мех, как и ты, если бы ты встретил египетских кур.

— Дур. – Уточнил старпом.

— А если мы ему в Тунисе курочку купим, он на нее среагирует? 

— Ну, это смотря, сколько еще «автономка» продлится… — Философски отвечал док.

 — А где петухи свое естество прячут? – проявлял интерес к птичьей анатомии минер.

— Там же, где и ты. – Ответствовал единственный на лодке человек с высшим биологическим образованием. 

Старший лейтенант Насекин вывесил в штурманской рубке «График звукового оповещения времени. Ответственный капитан-лейтенант  П.П. Орлов». И вот что выяснилось: петух голосил по распорядку боевых смен, начиная ровно в полночь, когда на вахту заступала первая смена, и заканчивал кукарекать под утро, когда заступала третья смена. Старпом расписался на Графике: «Утверждаю».

***  

Однажды, когда подводная лодка стояла на якоре в виду острова Кипр, штурман вынес петуха на носовую надстройку подышать свежим воздухом вместе с прочими членами экипажа. Петух ошалело моргал, оглядывая весь этот новый для себя немыслимый голубой простор. И чтобы он случайно не сиганул за борт на радость акулам, штурман пристроил его на головке зенитного перископа.  Петр Орлов сидел на ней, как на нашесте, поглядывая по сторонам. И вдруг из боевой рубки послышался возглас вахтенного офицера: 

— Поднимается зенитный перископ!

И в ту же минуту ствол зенитного перископа пошел вверх вместе с сидящим на его головке петухом. Петр Петрович оказался не из робкого десятка. Он с достоинством перенес свое неожиданное возвышение, а оказавшись на должной высоте, вдруг загорланил на весь рейд – то ли от восторга, то ли по петушиному  долгу:

— Куу-Кааа-Реее-Ку-уууу…

А потом расправил крылья, захлопал ими и …полетел, точнее, слетел, метко спикировав на палубу носовой надстройки, и приземлился между загоравшим на расстеленном мате боцманом и принимавшим воздушные ванны доктором. Оба заполошно вскочили.  Все вокруг ахнули и загомонили:

— А говорят, курица не птица!

— Пилот первого класса!

— Орел! Настоящий морской орел!

На ужине кают-компания присвоила Петру Петровичу Орлову внеочередное воинское звание «капитан 3 ранга». Однако на этом карьерный рост «египтянина» не остановился. ..

Жил он там, где и родился – в штурманской рубке под прокладочным столом в «шхере», куда ему втиснули картонную коробку из-под галет. Хотя душа его, наверное, просилась куда-нибудь повыше. Но найти насест ему так и не смогли.

Однажды на ночном всплытии, когда Насекин «брал звезду» на мостике, вахтенный механик услышал странный шум из штурманской рубки. Он заглянул и увидел смертельные поединок крысы и петуха. Механик швырнул в крысу подвернувшуюся под руку «мартышку», стальной ключ, для открывания закисших вентилей, и прогнал длиннохвостую тварь. Позже он уверял всех, что сам видел, как Петюня клюнул крысу прямо в глаз, и та убежала. Правда, крыса успела его изрядно потрепать и перекусила крыло. Крыло доктор поставил на место и прибинтовал его к телу, чтобы побыстрее срослось. А Петру Петровичу Орлову было досрочно – за боевые заслуги – присвоено звание «капитан 2 ранга».

— Этак он меня скоро обойдет. – Запереживал командир. – Будет старшим на борту, приказания начнет отдавать…  Никаких больше повышений в звании не будет. Только благодарности с занесением в учетную карточку. А за особо выдающиеся заслуги будет поощрен титулом «граф». Граф Орлов. Звучит!

Так сказал командир.

А пока новоиспеченный «кавторанг» совершал ежедневный обход отсеков на руках замполита. Зам открыл  новую форму политработы – носил петуха по отсекам, повышая «полиморсос» – (политико-моральное состояние) личного состава, а главное – поднимая настроение. Старшины и матросы радостно приветствовали Петра Петровича, улыбались, и, вспоминая родные хаты, отходили душой. 

***

Все однажды кончается, закончилась и «автономка»…

Судьба отважного петуха весьма спорна. Одни судачили, что до него все-таки добралась крыса и он пал смертью храбрых,  другие утверждали, что штурман, получил назначение на атомную подводную лодку и забрал «капитана 2 ранга Орлова» с собой, и тот там тоже отличился и даже стал «капитаном 1 ранга».  Злые языки намекали насчет того, что птицу сдали в подсобное хозяйство эскадры, и там сварили «щи из старого петуха». Но таким злопыхателям сразу же давали отпор. По самым достоверным сведениям, штурман Насекин в очередной отпуск захватил Петра Петровича с собой, отвез в тамбовскую деревню к родителям, где «граф Орлов» успешно возглавил тамошний курятник, разбив всех кур на три боевые смены, и вроде бы плавал в пруду не хуже селезня.

P.S. Подобный случай описан А.Новиковым-Прибоем на эскадренном броненосце «Ослябя». Там тоже в условиях тропической жары проклюнулся из яйца цыпленок. «… Цыпленка пришлось снести на бак. Здесь скопились сотни людей. Шире раздвинулся круг, чтобы всем был виден новорожденный, слабо бегающий по деревянному настилу палубы. Он казался нам необыкновенно привлекательным, этот живой шафрановый одуванчик с нежно-розовым клювом, с черными маленькими как бисер, глазками, наивно смотревшими на нас… При взгляде на цыпленка просветлялись самые мрачные лица. Возбужденные, мы радовались, как дети, словно нам объявили об окончании войны».



ШТУРМАНЕНОК ПЕТЯ

Байка

 

«Товарищ мичман, ваше приказание выполнено!»

«А я вам ничего и не приказывал»

«А мы ничего и не делали».

Этот свой любимый анекдот старпом капитан-лейтенант  Кровопусков повторял всякий раз, когда садился за стол в кают-компании, и на пятом месяце плавания он уже не только не вызывал улыбку, но и порождал  тихую шипящую ярость. Однако никто не имел права делать замечание старпому, первенствующему согласно Корабельному уставу лицу в кают-компании. Даже просить его было неразумно, мол, Семен Семенович, нельзя ли что-нибудь другое вспомнить? Старпом на все сто оправдывал свою красноречивую фамилию – Кровопусков, и чего тут еще непонятно? Поначалу, пытались разыграть анекдот в лицах и даже придумывали продолжение словам мичмана: «А я вам ничего не приказывал». «А мы ничего и не делали»  — «Отставить!» или «Так держать!» Словом, говорить было не о чем, и отупляющая рутина бесконечного подводного плавания дошла до предела. И тут…

И тут подводная лодка зашла с деловым визитом в Александрию – подремонтироваться и пополнить запасы «свежестей». Местный шипчандлер (поставщик продуктов) постарался на славу – египтяне уважали русских подводников – и едва не завалил лодку местным картофелем в сетчатых мешках, апельсинами, бараньими полутушами, продолговатыми египетскими арбузами, и в несметном количестве куриными яйцами. Упаковки с куриными яйцами рассовали по укромным местам, чтобы не раздавить их в лодочной тесноте, и после трехмесячного кормления омлетов из яичного порошка, надоевших до рвотных судорог даже кокам, на столах обеих кают-компаний, офицерской и мичманской, а также на матросских «баках» появились аппетитные глазуньи. Через месяц подводная лодка вышла в море, заняла позицию в районе острова Пантеллерия, и тут по отсекам пополз мерзкий запах тухлых яиц. Сначала думали, что это сероводород, который выделяется из грунта в районе острова. Но потом быстро выяснилось, что свежие яйца, которыми столь щедро наделил подводников александрийский шипчандлер, в жаркой и влажной атмосфере отсеков стали портиться. Картонные упаковки извлекали из самых укромных мест – из-за кабельных трасс, контакторных коробок, из промежутков между агрегатами, из аварийных бачков (и даже – кто-то же догадался засунуть «куриные фрукты» в распредщит ) Все эти «излишки» упаковывали в пластиковые мешки, а потом топили на ночных всплытиях в море. Напрасно помощник командира он же начальник службы «С» — снабжения, уверял всех, что в Китае это высший деликатес, и протухшие яйца именуют там «ароматическими», и чем чернее белок, тем они считаются вкуснее. Но китайцев в экипаже не было. И никто не отважился их попробовать. Да и доктор наложил свой авторитетный запрет на «ароматические яйца»: «Кто хоть одно съест, из гальюна у меня вылезать не будет!»

А запах деликатесов крепчал и вентиляция на ночных всплытиях не справлялась со зловонием, чья стойкость была выше, чем у французских духов «Лориган Коти». 

Почему-то в штурманской рубке ничем не выветриваемое «амбре» стояло дольше, чем где бы то ни было. И штурман старший лейтенант Петр Насекин вел прокладку, зажимая нос, сначала пальцами, а потом бельевой прищепкой. Он даже разбрызгивал в рубке одеколон «Саша», но и отечественный парфюм, прозванный в обиходе «кавалерийскими духами», которыми только лошадей душить, оказался бессилен против отвратительнейшего запаха. 

И тут…

И тут старший лейтенант Насекин услышал странный звук, который доносился из-под прокладочного стола. Он заглянул туда и обомлел. Глазам не поверил! В яичной коробке, забытой между прокладочным столом и кожухом эхолота, копошилось и попискивало живое существо – цыпленок!

Это сенсация облетела все отсеки, каюты, трюмы, выгородки, аккумуляторные ямы, рубки, обе кают-компании и камбуз. Свободные от вахт потянулись в штурманскую рубку поглядеть на чудо. Насекин сделал из ваты нечто гнезда, поместил его под настольной лампой и принимал поздравления. Делегаты из отсеков предстояли перед гнездом как волхвы у Вифлеемской колыбели. Птенец вывелся хилый, на ногах не стоял, лежал, откинув головку, покрытую редким пухом.

— На цыпленка-табака не тянет пока. – Заключил старпом Кровопусков почему-то в рифму. – Но если откормить…

— Не жилец. – Заключил доктор.

— Дохлячок. – Согласился  механик. – А какого он пола, док?

Доктор осмотрел цыпленка и неуверенно заключил: 

—  Похоже, девочка. Курочка…

— Вот и хорошо! – Обрадовался помощник. – Яйца свежие будет нести!

Но свежих яиц на лодке так и не дождались…

Забегая вперед, надо сказать, что медицинский авторитет доктора весьма пошатнулся, после того, как у «курочки» стали отрастать  «золотой гребешок» и «шелкова бородушка».

— Я ж не ветеринар! – Защищал свое реноме доктор, но безуспешно. Цыпленка из Рябы перенарекли в Петушонка, или попросту в Петю, а доктора за глаза стали звать Ветеринаром. Предлагали занести его в книгу рекордов Гиннеса, как единственный в мире случай рождения петуха под водой. Но штурман, как штатный корабельный историограф, уже записал этот факт в «Исторический журнал ПЛ Б-444».

Не куриное это дело – рождаться под водой. Цыпленок был слаб и едва держался на ногах. Перья росли плохо. Мотористы пошили цыпленку  «для сугрева», крохотную тельняшку, и надели ее, просунув в проймы хилые крылышки. Тельняшечка пришлась в пору. 

Петя падал в обморок при проверке прочного корпуса на герметичность, когда в отсеках повышалось давление, и при всплытии, когда стравливали избыточное давление. С тех пор, как на лодке появился новый член экипажа, старпом уже не рассказывал свой любимый анекдот про мичмана, а все разговоры в кают-компании вились только о штурманенке Пете. Это было весьма к стати: на фоне резко обострившейся международной обстановки подводная лодка получила приказ на применение обычного оружия по любой цели, которая появится в позиционном районе. Настроение у всех было, мягко говоря, невеселое, мрачноватое, а тут – трогательное существо из другого полузабытого мира… Пете было позволено разгуливать по накрытому столу и склевывать крошки между тарелками и прочей посудой. Этот пушистый комочек живой плоти снимал напряжение, вызывал улыбки.

— Надо бы документ на него оформить. – Сказал командир. – Как ни как – член экипажа. Согласно Корабельному Уставу необходимо назначить лицо, ответственное за содержание животного.

— Уже назначен, товарищ командир! – Доложил старпом. – Старший лейтенант Насекин. Кто дитёнка произвел, тот пусть его и пестует. 

— Логично. Тогда надо выписать на него военный билет…

И все стали шумно обсуждать параметры новобранца. А штурман заносил их в казенный блокнот – «Записную книжку офицера».

— Имя? – вопрошал старпом. И лейтенанты, которым эта затея очень понравилась, отвечали почти хором:

— Петр! Петя! А как еще? Конечно, Петр!

— Отчество?

— Петрович! Насекин Петр. Он высидел, значит, Петрович.

Так и записали – Петр Петрович. Насекин не возражал.

— Фамилия?

Тут начался разнобой. Одни предлагали – Петухов, другие Курицын, третьи –  Моряков. А минер предложил — Орлов. Командиру это понравилось, и он утвердил: Петр Петрович Орлов.

— Пол?

— Мужской.

— Национальность? Русский?

— Пиши – египтянин.

— Место рождения?

Тут вышел спор: одни предлагали – Александрия, по месту происхождения яйца, другие – второй отсек подводной лодки Б-444. В конце концов, командир принял соломоново решение:

— Штурман, пиши: «шапка», «добро» — широта и долгота точки, в которой ты его заметил.

Вписали широту и долготу, добавив «Средиземное море». 

— Звание?

— Младший лейтенант.

— Неправильно. – Возразил доктор. – Пусть сначала в рядовых матросах походит.

— Нет-нет, — запротестовал связист. – Все петухи от рождения командиры. Поэтому пусть будет младшим лейтенантом.

— Резонно. – Согласился командир подводной лодки.

— Должность?

— Начальник службы времени. – Сходу предложил Насекин. – По петухам время определяют.

Но тут возник жаркий спор, когда стали решать в какую боевую часть или в какую службу зачислить Петра Петровича Орлова. Насекин, разумеется, настаивал на БЧ-1, на штурманской боевой части. Но помощник, начальник службы «С» — снабжения, заявил, что яйца были доставлены на лодку именно его службой, поэтому и место ему – поближе к камбузу.

— Да вы его там сожрете ненароком. – Наседал на помощника минер. – Я бы его в БЧ-5 зачислил, к мотористам или трюмным. 

— Почему? – удивились все.

— Да потому что механик на женский пол налетает как петух. И топчет их, топчет… Два сапога – пара.

Механик обиделся:

— Я еще ни одну женщину не затоптал. 

— Стоп базар! – Распорядился старпом Кровопусков, он  же начальник службы «Х» — химической. – Орлова зачисляем в службу «Х». Он как газоанализатор работает: содержание кислорода в воздухе падает – он тоже падает, на бок и клювик разевает. Значит, всплывать пора или регенерацию включать.

Спорить с Кровопусковым никто не стал. Петра Петровича Орлова зачислили в службу «Х» с исполнением обязанностей начальника службы времени в БЧ-1.

И тут, словно откликаясь на свое назначение, Петя поднял головку и попытался заголосить. Вышло пискляво, сипло, совсем негромко. Но все же вышло! Восхищенное застолье, словно новгородское вече, сразу же повысило Орлово в чине:

— Лейтенант! Настоящий лейтенант! – Смеялся командир. – Все знает, но ничего не умеет. Но главное —  все же пытается. 

Через день особую готовность лодки к бою с применением обычного оружия отменили. И едва командир сообщил об этом личному составу, как Петр Орлов поднялся на цыпочки, вытянулся, вскинул головку и громко прокукарекал, приведя всех в восторг. Командир даже подставил ему микрофон «каштана» — межотсечной связи. И петушок еще раз исполнил свое соло, прозвучавшее всем на радость с первого по седьмой отсекам. За этот подвиг он был произведен в «старшие лейтенанты». А когда, разгуливая по столу, Петя склевал бежавшего по скатерти таракана, единодушно, без воздержавшихся обрел звание «капитан-лейтенанта».

— Не фига себе карьера! – Искренне позавидовал Петру Петровичу помощник командира, который уже два месяца «перехаживал» в старших лейтенантах.

   Шел шестой месяц «автономки». Петр Петрович взматерел, покрылся рыже-огненными перьями. И теперь в кают-компании обсуждали вопрос, как и чем, обозначить его принадлежность к ВМФ. 

— Гребень у него слишком красный. Не по-флотски это. Да и форма одежды рыжая. – Рассуждал помощник. – Был бы он в черном оперении, тогда сразу видно – мореман. Наш петух, черный.

— Ну, гребень ему можно перекрасить, — предложил механик, — в синий или голубой цвет.

— Не надо нам голубых петухов! – Возмутился штурман.

— Ну, тогда гребень ему надо кузбасслаком зачернить. – Стоял на своем помощник.

— Лучше ты себе язык зачерни, Федя! – Посоветовал старпом. – Пусть остается как есть. А гребень – это у него, как гюйс. 

— Точно! – Обрадовался штурман. – Или как сигнальный флаг «Наш».

Красный флаг «Н» в таблице сигнального свода означал «Веду огонь» или «Гружу боезапас».

Так и порешили: оставить форму одежды Петра Петровича Орлова без изменений, а гребень и бороду числить гюйсом, что вполне соответствовало корабельному рангу Б-444.

 

Надо заметить, что штурман Насекин с большим терпением переносил все насмешки и подковырки, которые порой выпадали на его долю. Так командир, гневаясь на какой-либо промах в БЧ-1, мог сказануть: «Развели, понимаешь, курятник в штурманской рубке!» или того хуже «вам бы только цыплят высиживать, товарищ Насекин, а не место по счислению определять!». Ну, и, конечно же, Насекин за глаза давно величался «Наседкиным». Но штурман стоически переносил весь этот морально-психологический прессинг. 

Нелегко приходилось и доктору. Его все время пытались вывести на ученую беседу по вопросам птицеводства: а как, а что, а что если…

— А если Петр Петрович встретит наших русских кур, как он себя поведет?

— Точно так же мех, как и ты, если бы ты встретил египетских кур.

— Дур. – Уточнил старпом.

— А если мы ему в Тунисе курочку купим, он на нее среагирует? 

— Ну, это смотря, сколько еще «автономка» продлится… — Философски отвечал док.

 — А где петухи свое естество прячут? – проявлял интерес к птичьей анатомии минер.

— Там же, где и ты. – Ответствовал единственный на лодке человек с высшим биологическим образованием. 

Старший лейтенант Насекин вывесил в штурманской рубке «График звукового оповещения времени. Ответственный капитан-лейтенант  П.П. Орлов». И вот что выяснилось: петух голосил по распорядку боевых смен, начиная ровно в полночь, когда на вахту заступала первая смена, и заканчивал кукарекать под утро, когда заступала третья смена. Старпом расписался на Графике: «Утверждаю».

***  

Однажды, когда подводная лодка стояла на якоре в виду острова Кипр, штурман вынес петуха на носовую надстройку подышать свежим воздухом вместе с прочими членами экипажа. Петух ошалело моргал, оглядывая весь этот новый для себя немыслимый голубой простор. И чтобы он случайно не сиганул за борт на радость акулам, штурман пристроил его на головке зенитного перископа.  Петр Орлов сидел на ней, как на нашесте, поглядывая по сторонам. И вдруг из боевой рубки послышался возглас вахтенного офицера: 

— Поднимается зенитный перископ!

И в ту же минуту ствол зенитного перископа пошел вверх вместе с сидящим на его головке петухом. Петр Петрович оказался не из робкого десятка. Он с достоинством перенес свое неожиданное возвышение, а оказавшись на должной высоте, вдруг загорланил на весь рейд – то ли от восторга, то ли по петушиному  долгу:

— Куу-Кааа-Реее-Ку-уууу…

А потом расправил крылья, захлопал ими и …полетел, точнее, слетел, метко спикировав на палубу носовой надстройки, и приземлился между загоравшим на расстеленном мате боцманом и принимавшим воздушные ванны доктором. Оба заполошно вскочили.  Все вокруг ахнули и загомонили:

— А говорят, курица не птица!

— Пилот первого класса!

— Орел! Настоящий морской орел!

На ужине кают-компания присвоила Петру Петровичу Орлову внеочередное воинское звание «капитан 3 ранга». Однако на этом карьерный рост «египтянина» не остановился. ..

Жил он там, где и родился – в штурманской рубке под прокладочным столом в «шхере», куда ему втиснули картонную коробку из-под галет. Хотя душа его, наверное, просилась куда-нибудь повыше. Но найти насест ему так и не смогли.

Однажды на ночном всплытии, когда Насекин «брал звезду» на мостике, вахтенный механик услышал странный шум из штурманской рубки. Он заглянул и увидел смертельные поединок крысы и петуха. Механик швырнул в крысу подвернувшуюся под руку «мартышку», стальной ключ, для открывания закисших вентилей, и прогнал длиннохвостую тварь. Позже он уверял всех, что сам видел, как Петюня клюнул крысу прямо в глаз, и та убежала. Правда, крыса успела его изрядно потрепать и перекусила крыло. Крыло доктор поставил на место и прибинтовал его к телу, чтобы побыстрее срослось. А Петру Петровичу Орлову было досрочно – за боевые заслуги – присвоено звание «капитан 2 ранга».

— Этак он меня скоро обойдет. – Запереживал командир. – Будет старшим на борту, приказания начнет отдавать…  Никаких больше повышений в звании не будет. Только благодарности с занесением в учетную карточку. А за особо выдающиеся заслуги будет поощрен титулом «граф». Граф Орлов. Звучит!

Так сказал командир.

А пока новоиспеченный «кавторанг» совершал ежедневный обход отсеков на руках замполита. Зам открыл  новую форму политработы – носил петуха по отсекам, повышая «полиморсос» – (политико-моральное состояние) личного состава, а главное – поднимая настроение. Старшины и матросы радостно приветствовали Петра Петровича, улыбались, и, вспоминая родные хаты, отходили душой. 

***

Все однажды кончается, закончилась и «автономка»…

Судьба отважного петуха весьма спорна. Одни судачили, что до него все-таки добралась крыса и он пал смертью храбрых,  другие утверждали, что штурман, получил назначение на атомную подводную лодку и забрал «капитана 2 ранга Орлова» с собой, и тот там тоже отличился и даже стал «капитаном 1 ранга».  Злые языки намекали насчет того, что птицу сдали в подсобное хозяйство эскадры, и там сварили «щи из старого петуха». Но таким злопыхателям сразу же давали отпор. По самым достоверным сведениям, штурман Насекин в очередной отпуск захватил Петра Петровича с собой, отвез в тамбовскую деревню к родителям, где «граф Орлов» успешно возглавил тамошний курятник, разбив всех кур на три боевые смены, и вроде бы плавал в пруду не хуже селезня.

P.S. Подобный случай описан А.Новиковым-Прибоем на эскадренном броненосце «Ослябя». Там тоже в условиях тропической жары проклюнулся из яйца цыпленок. «… Цыпленка пришлось снести на бак. Здесь скопились сотни людей. Шире раздвинулся круг, чтобы всем был виден новорожденный, слабо бегающий по деревянному настилу палубы. Он казался нам необыкновенно привлекательным, этот живой шафрановый одуванчик с нежно-розовым клювом, с черными маленькими как бисер, глазками, наивно смотревшими на нас… При взгляде на цыпленка просветлялись самые мрачные лица. Возбужденные, мы радовались, как дети, словно нам объявили об окончании войны».