Свинобайка

      Подводная лодка Б-400, чей номер эскадренные остряки истолковывали как «два раза по двести», возвращалась с боевой службы на месяц раньше положенного срока. Это известие обрадовало почти всю женскую половину города Полярного, но весьма огорчило двоих мужчин. И тут никакой романтики, ничего личного: тут одно, можно сказать, свинство. Лодку полагалось встречать, как положено по старинному ритуалу – жареным поросенком. А поросят в эскадренном подсобном хозяйстве, как выразился начальник свинофермы старший мичман Бесхозных – «кот наплакал». Молочные поросята были запланированы как раз через месяц, когда из Средиземного моря должна была вернуться вся бригада. И потому супоросная свиноматка Венера лежала на боку – лагом к кормушке — в ожидании положенного ей природой срока.  Дело осложнялось еще и тем, что торжественную встречу героев-подводников должна была снимать операторская группа Центрального телевидения, поэтому поросенок нужен был позарез! Исходя из вышеизложенного, на подсобное хозяйство прибыл сам командир береговой базы полковник Ветряков в сопровождении замкомбрига по политчасти капитана 2 ранга Лжедмириева. Их встретил старший мичман Бесхозных, и на вопрос насчет молочных поросят сначала развел руками, а потом показал на развалившуюся в полсвинарника Венеру.

— Все там!

— А нельзя ее, так сказать, пощекотать как-нибудь, — с надеждой спросил командир бербазы, — чтоб она пораньше скинула? Идя так сказать, навстречу пожеланиям командования.

— Нет, нет! – Запротестовал замкомбрига. – Что это мы будем подводников какими-то недоносками-дохляками встречать?

— Раз досрочно вернулись, вот вам и досрочные поросята! – Логично возразил полковник.

— Нас не поймут, – грустно вздохнул замкомбрига, — ни командование, ни телевидение, ни тем более экипаж – там и на зуб ничего не положишь… Семьдесят ртов.

— А, возьмите подсвинка! – Предложил мичман. – Он конечно, не молочное порося, зато на всех хватит!

Подсвинок Кузя был очень хорош. Наверное, в своей возрастной группе он был тяжеловесом: даже на первый прикид тянул на полцентнера, если не больше.

— Эк, ты его раскормил! – Недовольно поморщился командир бербазы. – Его же и вчетвером не поднимешь…

— Для вас же ростил, товарищ полковник, — обиделся старший мичман. – Потому и старался… Но вдвоем его вполне можно поднять…

— Не поднять, а приподнять. – Невесело усмехнулся замкомбирга. —  Где ж ты видел, чтобы подводникам такую тушу вручали? Да еще на блюде. Комбриг точно в руках не удержит. Навернется с трапа вместе с твоим поросенком. Все невольно представили эту ужасающую картину: комбриг-адмирал летит с трапа вдогонку за огромным блюдом с подсвинком-гигантом. И все это — на глазах встречающих, перед телекамерами… Но замкомбрига не зря учился в военно-политической академии имени Ленина. Его осенило:

— Сделаем муляж поросенка, всем там покажем на причале, а потом и подсвинка передадим. Сможешь, поросенка изваять?

— Я ж не Церетели, какой-нибудь, — заскромничал мичман.

— Да, ладно! Не боги горшки изваяют! – Подбодрил его замкомбрига.

— Не боги свиней обжигают! – Поправил его полковник. – Ваяй на страх врагам!

Мичман Бесхозных взял ком глины, добавил туда немного опилок, цементной крошки и с большим знанием свиной анатомии изваял подобие молочного поросенка. Вместо пятачка вмуровал винную пробку, проделав в ней две дырочки. Опалил сырое изделие паяльной лампой, затем покрасил краской-«слоновкой».

— Не Церетели, конечно! – Критикнул командир бербазы. – Для сельской местности не сойдет, но в условиях полярной ночи – терпимо.

Замкомбрига с ним не согласился:

— Уж больно он бледно-зеленый какой-то…

— Так без солнышка рос, в условиях Заполярья. – Защищал свое творение мичман. – Может, это он в лимонном соусе…

 — Добавь в «слоновку» сурика и перекрась. – Предложил полковник. Так и сделали. Поросенок порозовел. А когда его полили машинным маслом, то командир базы невольно облизнулся:

— Эх,  сейчас бы «два раза по двести»!

Но замкомбрига, как профессиональный борец за здоровый быт, эту мысль не одобрил.  В тот же день забили подсвинка, и береговые коки запекли его в духовке, куда гигант возрастной группы был впихнут с большим трудом.

    Утром подводную лодку «два раза по двести» встречали на причале, как положено: с высоким флотским начальством, с духовым эскадренным оркестром да еще с московскими телевизионщиками.  После доклада командира ему был тут же вручено блюдо с «поросенком», густо замаскированным петрушкой и укропом. Блюдо тут же уплыло на подводную лодку, и было спущено в центральный пост. Пришел лодочный доктор, чтобы, как положено, снять пробу. Ковырнул тушку ножом, но «мяско» не ковырялось, взять его можно было, наверное, только перфоратором или дрелью. Но таких инструментов у доктора не водилось, и он застыл в горестном недоумении: «фальшивого зайца»^[1] он пробовал, но фальшивого поросенка еще не доводилось. К тому же блюдо отдавал запахом машинного масла… Доктор «сломал» шесть «автономок». Но никогда еще никто не подносил таких с разрешения сказать, «поросят». А тут, такую свинью подложили! Наконец, он принял мудрое профессиональное решение:

— Поросенок к употреблению в пищу личного состава непригоден!

Но свинью подложили и в прямом смысле этих слов. Следом за блюдом с фальшивым поросенком, спустили и корытообразный поднос с искусно обжаренным подсвинком. Праздник встречи с берегом состоялся по полной схеме, о чем сообщило и центральное телевидение. Но приключения доктора отнюдь не закончились. Они только начинались.

       Пока личный состав разделывался с «прочным корпусом» подсвинка, его лопоухую голову вместе с прилегающими к ней мягкими частями отнесли на квартиру старпома, где собрались все свободные офицеры, за исключением командира. Подсвинка съели почти целиком, только голову есть не стали. Никто не знал, как к ней подступиться.

— Давайте отнесем ее командиру. – Предложил штурман. – Все-таки он у нас голова.

— Не надо командиру. Обидится. – Трезво рассудил старпом, и это была его последняя трезвая мысль. – Обидится наш дорогой и любимый командир, по-потому что, скажет, вот с-ссволочи – «прочный корпус» сами съели, а мне центральный пост принесли. Давайте, отдадим ее доктору. Он трепанацию черепа сделает. Может, мозги там найдет…

Доктору очень не хотелось дрызгаться с поросячьей головой, тем более, что и он был хорош, а малый хирургический набор остался на лодке. И доктор отнес голову в коридор и угостил ею хозяйского дога. Дог знал, что надо делать с поросячьей головой. От нее остались только одно ухо и россыпь молочных зубов из обеих челюстей. Вот тут-то и началось и восхождение старшего лейтенанта медицинской службы на олимп флотской медицины. Старпом вышел в коридор и в поисках не самой широкой двери поскользнулся на поросячьем ухе, проехался на нем по усявканному линолеуму и рухнул с такой силой, что изо рта у него вылетела вставная челюсть, о которой никто на лодке не знал, поскольку это была его глубоко личная тайна. Выбив однажды в шторм нижние зубы об окуляр перископа, старпом заказал себе в отпуске вставную челюсть с очень дорогими металлокерамическими зубами, с которыми он без замечаний проходил все врачебные проверки. И вот теперь эта роскошная челюсть – рассыпалась, как показалось старпому, на составные части. Он аккуратно собрал поросячьи зубы в носовой платок, завязал в узелок и сунул узелок доктору.

— Н-на…- Сказал старпом. – Завтра вставишь…

Это все, что он мог сказать в тот замечательный вечер.

Все хорошее на свете кончается, и товарищеские офицерские встречи на частных квартирах тоже.

Утром жена доктора, охаживая китель супруга щеткой, обнаружила в кармане узелок с зубами.

— Господи, Витенька, что это такое? Вы что там дрались вчера?

Доктор еще не пришедший в себя после вчерашнего братского ужина, очумело уставился на горку свеженьких молочных зубов. Он не знал, откуда они взялись в кармане его кителя. Но он хорошо знал, что если он честно признается, что не знает, откуда взялись эти чертовы зубы, то тут же услышит гневно-презрительное: «Хорош свин, нализался вчера до полной амнезии, и даже не знает, кому он столько зубов выбил!»

Как ни гудело в голове, но доктор нашел этому странному явлению лишь одно объяснение:

— Это, Ленок, в «автономке»… Было много экстракций зубов. Это зубы нашего личного состава – матросов, мичманов, офицеров…

— У вас что там цынга была? Вы что все беззубые вернулись?

— Ну, авитаминоз был… Да выпадали зубы. Я удалял.

— А зачем ты их в кармане носишь?

— Это я должен предъявить их флагманскому врачу. В порядке отчета о проделанной зубоврачебной работе в дальнем походе. Так положено. Вот я удалил аппендикс, я его должен предъявить потом для гистологического анализа.

И доктор сам проникся такой верой в свои слова – да иначе и не объяснить, откуда у советского офицера целый карман зубов – что в тот же день передал флагманскому врачу бригады вместе с отчетной документацией и полиэтиленовый пакетик с двадцатью двумя зубами. Спасло его от позора только то, что флагманские врачи, достигнув майорского чина, уже не только не отличают поросячьих зубов от человеческих, но не отличат  большего пальца на руке от большого пальца на ноге.

— Ну, док, ты молоток! – Хмыкнул флагврач. – Это ж сколько у тебя экстракций было?

— Двадцать две. – Скромно признался бравый лодочный эскулап. – И все по Малюте Скуратову. Без обезболивания.

— Ну, да, как говорится, глухой хирург наркоз не применяет… А чего они у тебя такие беленькие да чистенькие? – Домогался флагврач.

— А мешок зубного порошка в поход взяли. Регулярный уход…

— Н-да… От такой лечебной пасты зубы выпали из пасти… А почему они у тебя такие крепенькие да здоровенькие?

— Авитаминоз в условиях непрерывных штормов и жаркого микроклимата.

— А почему они у тебя…

Диалог, напоминавший беседу Красной Шапочки с Серым Волком, сожравшим бабушку, закончился в пользу доктора. В итоге флагманский врач взял и написал представление на него к правительственной награде. И 23 февраля доктору с «Буки два по двести» вручили орден Красной Звезды. И это справедливо, и поросячьи зубы здесь не причем. Ведь операцию по удалению аппендикса у матроса он сделал, и сделал ее под водой. Так что лучше «Красная звезда» у доктора на груди, чем красная звезда на могилке матроса.

[1] Фальшивый заяц — мясной рулет, жаркое из рубленого мяса в виде рулета, батона, запеканки или котлет-брусков, запекаемое на блюде или противне.