Белорусская повесть.
Родился в Белоруссии, считай, что ты уже попал в историю… Я родился в Волковыске, и детство прошло в Гродненской области. Вот с тех пор и не вылезаю из дебрей родной истории…
А теперь вопрос, достойный Алисы из страны чудес: «Можно ли попасть на поезд, прошедший мимо окон твоего дома за пять лет до твоего рождения? Да еще разузнать кое-что о судьбах его пассажиров?» Да еще сохранить кое-что из его вещиц?
Впрочем, все по порядку.
Глава первая. РУССКИЙ МОДЕРН
БАКУ. 1996 год
В этой груде никому не нужных вещей — сломанных будильников, старых самоваров, алюминиевых портсигаров, гипсовых бюстиков былых вождей, непишущих авторучек, фарфоровых статуэток с отбитыми руками, ногами, головами, а потом вкривь и вкось приклеенными— я увидел этот латунный подстаканник. В свои лучшие годы он был посеребренный, а теперь истертый до латунной основы, он все равно радовал глаз изяществом линий, затейливыми картушами, венками…
Подстаканник был сделан в стиле русского модерна на заре ХХ века. Я поднес его поближе к свету и прочитал клеймо: «Bush. Warshava”. Ишь ты, где Баку и где Варшава! Разумеется, я его купил. А потом не раз представлял себе, как покачивается в такт железному бегу колес темно-красный чай в хрустальном стакане, обрамленном этим посеребрянным подстаканником. Он словно оковывал стакан, защищая его от вездесущего дорожного железа, служил ему броней….
Как могла попасть эта изящная вещица из Варшавы сюда, в Баку, в эту «антикварную лавку»? (точнее, в свалку старьевщика?)
Я спросил об этом хозяина пожилого лысого азербайджанца в черных круглых старомодных очках, должно быть тоже найденных в этой же куче переживших свой век вещей. Тот пожал плечами.
— Женщина принесла. Она каждую субботу приходит. Вот тоже ее вещи.
Антиквар вытащил из груды старья деревянный стетоскоп и бамбуковую чесалку для спины. Ни стетоскоп с надписью «Львов», ни чесалка без надписей меня не заинтересовали. Я купил только подстаканник.
— А вот и она сама идет! — Сказал продавец. — Можете у нее спросить. Только она немного не в себе. С прибабахом!
В полуподвальную лавку спустилась пожилая женщина в бесцветном льняном платье. Сетчатая шляпка, достойная внимания любителя старины, прикрывала ее голову от бакинского зноя. В руках она держала холщовую сумку, из которой извлекла плоский пленочный фотоаппарат явно довоенных времен.
— Нет, фотоаппараты мы не берем. — Заявил антиквар, — Еще что-нибудь есть?
Женщина грустно покачала головой и пошла к выходу.
— Постойте, тут вашу вещь купили. Деньги возьмите!
Хозяин протянул женщине пару купюр и та благодарно улыбнулась.
— Вот он купил. — Показал на меня продавец.
-Спасибо вам. — Кивнула мне женщина и закрыла за собой дверь. Я догнал ее на тротуаре.
— Простите, можно фотоаппарат посмотреть?! Я, знаете ли, коллекционирую камеры.
Мы присели за столик уличной чайханы, и женщина достала из сумки фотоаппарат. В моей коллекции такого точно не было: «Агфа-Югенар», немецкая портативная клап-камера под широкую пленку. При нажатии на кнопку выскакивал объектив на двух складных кронштейнах и вытягивался раскладной мех. Сколько я знал, фирма с 1934 по 1940 годы выпустила совсем небольшую серию таких аппаратов. Причем большая часть ушла в США. У нас же в России я вообще таких не видел.
— Я беру это у вас. Сколько вы за нее просите?
Женщина неопределенно пожала плечами.
— Сколько дадите…
Я назвал цену, и понял, что женщина ожидала намного меньшую сумму. Она радостно засуетилась, достала из сумки потертую кожаную планшетку.
— А это футляр от нее. Может и не от нее, но здесь она всегда хранилась.
Футляр явно был не от камеры, но она хорошо в него ложилась. Скорее всего, это был кожаный подсумок для рожков к итальянскому автомату «Бреда», добротно скроенный, с красиво поблескивающими латунными люверсами. Разумеется, у него была своя история…
— А вот здесь, — женщина отстегнула маленький клапан на боку сумки и извлекла из нее довоенную польскую монету в пять злотых. Это была серебряная монетка с профилем королевы Ядвиги 1933 года чеканки.
— Это вам — на счастье и удачу. Да хранит вас Матка Боска!
Чайханщик принес небольшое блюдо с двумя ормудиками крепкого апшеронского чая и блюдечком колотого сахара. Я вставил свой ормуд в подстаканник, и он замечательно вошел в него.
— Как попала в Азербайджан эта явно не бакинская вещь? — Спросил я, любуясь не столько красотой чая, сколько изяществом старого подстаканника.
— О, это целая история! – Радостно оживилась моя собеседница. — Это вещи моего отца. Он родился в Варшаве еще до революции… И этот подстаканник принадлежал его отцу, то есть моему деду… Одним словом, это наша семейная реликвия. Я бы никогда не продала ее, но сегодня на пенсию и кота не прокормишь.
— Отец в Баку умер?
— Нет. В Северном Казахстане… Сейчас я вам все по полочкам разложу. У моего отца Андрея был старший брат Илларион. Они погодки. После гражданской войны Илларион остался в Варшаве, а Андрей в Минске. Так получилось, что они оказались по разные стороны границы и никогда больше не встретились… Отец служил в войсках НКВД, командовал бронепоездом. Перед самой войной его полк стоял в Белостоке. Там и маму встретил, там и поженились. А когда война началась, он ее с собой на бронепоезд взял в качестве врача. Но бронепоезд был разбит где-то под Минском. Отца тяжело ранили, и мама выхаживала его в какой-то деревенской хате. Выходила, и до 1944 года они жили в оккупированной Белоруссии. Их никто не выдал, потому что мама была хорошим врачом и лечила всех селян. Отца тоже никто не трогал, тем более, что он после ранения стал инвалидом — левая рука висела плетью, ни в какие партизаны не годился. К тому же он хорошо говорил по-польски и по-белорусски. Не выдали. Выдали уже своим, когда после войны стали разбираться. Поставили ему в вину и скрытое польское происхождение, и гибель бронепоезда, и жизнь на оккупированной территории… Короче, выслали в Северный Казахстан. Ну, вот и эти вещи с собой взяли, все, что у них ценного были так этот подстаканник да фотоаппарат. Потом я родилась… Я в детстве с казахскими детьми играла, даже сейчас могу по-казахски говорить. Казахи нас очень хорошо приняли…
— А каким бронепоездом командовал отец?
— Не помню, точнее не знаю.
— А отца как звали?
— Андрей Павлович Подгорный.
— А вас?
— Ванда Андреевна. Да зачем вам это?
— Это очень важно, когда у вещей есть история. Теперь буду знать, что этот подстаканник попал ко мне с бронепоезда. Реликвия.
— История — это у людей. А у вещей — какая история?
— За каждой вещью тянется след чьей-то судьбы…
— Но ведь вещи — всего лишь немые свидетели…
Я не стал спорить, мы допили чай и распрощались довольные — она своей выручкой, я — своими приобретениями.
В гостиничном номере я зарядил фотоаппарат широкой пленкой, он работал безупречно — щелкал затвором, перематывал пленку… В Москве же, проявив пленку, я убедился, что старая оптика прекрасно «рисует». Подстаканник же и вовсе стал моей любимой вещью на рабочем столе. Чай из него казался еще вкуснее, чем из обычного стакана…
А дальше, как в радиоспектакле: ударит гонг, и диктор элегически провозглашает: «прошло десять лет»…
Бамм-мм-м!
Прошло двенадцать лет. Дела занесли меня в Калининград, где я познакомился с инженером-электриком районной электростанции Дмитрием Егоровым. Этот замечательный человек, родом из Быхова, интересовал меня как военный историк, автор монографии «1941 год. Разгром Западного фронта». Дмитрий Егоров выполнил работу целого исследовательского института, взяв на себя труд, воссоздать панораму событий первых двух недель войны. И ему это во многом удалось: пусть фрагментарно, отрывочно, но перед читателем открывается цепь жестоких событий, эпизоды приграничных боев от Бреста и Пинска и Барановичей — на одном фланге, до Гродно и Белостока — на другом. Этой работе Дмитрий Егоров посвятил немало лет.
— Мы про древний Египет знаем сегодня больше, чем про июнь сорок первого. — Горестно изумлялся он. — Это самая настоящая «черная дыра» нашей истории. Черная и запретная.
Егорова заинтересовала моя планшетка из-под фотоаппарата, которую я повсюду возил с собой в качестве дорожной сумки с документами. Он тщательно осмотрел ее и даже понюхал.
— Классная вещь!
Я рассказал ему историю покупки этой сумки в Баку, а заодно про клак-камеру «Югенар-Агфа» и подстаканник в стиле русского модерна. Все это привело его в величайшее волнение, особенно, когда он узнал фамилию прежнего владельца этих вещей — Андрея Подгорного.
— Я могу сказать вам, с какого бронепоезда эта планшетка и ваш подстаканник! — Воскликнул он голосом Архимеда, совершившего очередное открытие. — Это «БеПо-58», бывший польский легкий бронепоезд «Бартош Главацкий». Там была интересная история — дарю ее вам! Сам хотел написать, но, боюсь, не успею.
Итак, бронепоезд «Бартош Главацкий», которым поначалу командовал Илларион Подгурский. Когда в сентябре 1939 бронепоезд интернировали во Львове советские войска, им стал командовать старший брат Подгурского — Андрей Подгорный, который служил в РККА и переделал фамилию на российский лад — был Подгурским, стал Подгорным. Полагаю, что братья после того, как оказались по разные стороны границы, не переписывались. Возможно, они увиделись на часок во Львове, когда передавали бронепоезд. Судьба их весьма туманна. Иллариона Подгурского расстреляли в Катыни. А Андрей… Тут никаких сведений… Очень бы хотел узнать, что с ним?
— Тогда получается, что эти вещи — и подстаканник и фотоаппарат — это вещи старшего брата, которые вместе с бронепоездом перешли младшему?
— Скорее всего, так. Вряд ли они пожали руки друг другу при встрече… Наверное, сделали вид, что не знакомы.
— Примерно так было в Бизерте, когда родные братья Беренсы, один советский флотоначальник, другой адмирал Белого флота даже не вышли на встречу друг с другом.
— Вряд ли Иллариону хотелось портить анкету младшему брату наличием близкого родственника за границей да еще польского офицера. Да и Иллариону, наверное, тоже не хотелось, чтобы его сослуживцы знали, что его родной брат советский командир.
— А может быть, они и не встречались вовсе? Вероятнее всего, команду бронепоезда увели на сборный пункт, а чуть позже бронепоезд заняли красноармейцы…
— И в командирском купе Андрей обнаружил семейную реликвию Подгурских — посеребренный подстаканник в стиле русского модерна… — Продолжил мысль Егоров.
— А потом и эту планшетку с фотоаппаратом. — Добавил я.
— Вполне вероятно, что так тоже могло быть. Но для пущего драматизма можно представить себе, как братья, не говоря друг с другом — общаясь через переводчика — Илларион сдавал, а Андрей принимал боевую технику. Ведь именно так было и в Бизерте, когда советский флотоначальник Евгений Беренс прибыл в Тунис, чтобы осмотреть корабли Русской эскадры, а его младший брат, который ею командовал, не захотел выйти на встречу с братом, которого не видел лет десять…
Этот почти досужий разговор остался на задворках памяти, и оставался бы там до сих пор, пока однажды я не попал в Варшаву, и не заглянул в железнодорожный музей на станции Варшава-Охота. На путях музея среди разномастных паровозов и вагонов стоял допотопный бронепоезд… Неужели, «Бартош Главацкий»? Если бы… Стоял, обычный, типовой, составленный из трех бронеплощадок и бронепаровоза. Экскурсовод рассказал о «моем» бронепоезде, то есть о «Бартоше Главацком» все, что касалось о его досоветской службы. Оказалось, что изначально «Бартош» постройки вовсе не польской, а австро-венгерской. В 1918 году после развала империи Франца-Иосифа он, по разделу трофейного военного наследия, был передан союзниками по Антанте Польше.
Глава вторая. БРОНЕПОЕЗД МЕНЯЕТ ОРЛА.
Формирование бронепоезда завершилось 30 августа 1920 года, после чего его перегнали в Варшаву. 2 сентября «Bartosz Głowacki» направлен на фронт в расположение 15-й пехотной дивизии 4-й армии (вместе с бронепоездом «Wilk» (Волк). К этому моменту в ходе войны произошёл коренной перелом. «Чудо на Висле» отбросило Красную Армию до Бреста и Гродно. Но войско польское на этом останавливаться не собиралось. С 10 сентября «Bartosz Głowacki» действовал на линии Брест — Черемша (в сторону Бельска). В ходе боёв 18-19 сентября два его орудия получили повреждения, третье разорвалось 20 сентября. При этом погиб один член экипажа, ранено четверо. Однако и в таком состоянии поезд участвовал в захвате станции Свислочь (вблизи Волковыска). После этого бронепоезд временно вооружили обычными полевыми орудиями на железнодорожных платформах. В ходе сражения на реке Нёман «Bartosz Głowacki» поддерживал наступление группы генерала Юнга на Волковыск (взят 23 сентября). Бронепоезд проявил себя в этот день, поддерживая атаку 62-го пехотного полка, на деревню Полонка, что на реке Свислочь. В ночь с 24 на 25 сентября он прикрывал польское отступление из Волковыска (под натиском контрудара 27–й стрелковой дивизии). В это время поезд имел шесть вагонов с двумя полевыми пушками и десятком пулемётов. После заключения перемирия, с ноября 1920 года бронепоезд использовался командованием 2-й армии и с лета 1921 года базировался в Лиде.
После польско-советской войны «Bartosz Głowacki», в числе 12 других поездов, был признан пригодным к дальнейшей эксплуатации. Подвижный состав, тем не менее, заменили более боеспособным. Импровизированные стрелковые вагоны вернули к роли товарных. Артиллерийские вагоны с центральной башней передали другим бронепоездам. А впоследствии – вывели в резерв.
Оба «родных» вагона «Гловацкого» с центральной башней служили долго. Во второй половине 1920-х они, вероятно, входили в состав одного из 12 бронепоездов. После сокращения бронепоездов в 1930-е их вывели в резерв, Они использовались в боевых действиях в 1939 году в составе учебного бронепоезда 2-го учебного бронедивизиона, уничтоженного в бою с немецкими частями 10 сентября на железной дороге возле Ярослава. После этого захваченные польские бронеплощадки немцы включили в состав своих бронепоездов — Panzerzug 21 и Panzerzug 22. Там они и оставались в строю вплоть до окончания Второй Мировой войны…
Обо всем этом я хотел рассказать Дмитрию Егорову, позвонил ему в Калининград… Трубку сняла жена. Она ошеломила печальной вестью: Дмитрия больше нет на этом свете — скоропостижно скончался…
В память о нем я заново перечитал его книгу и нашел то, на что раньше не обращал внимание.
Так бронепоезд БЕПО-58 стал главной темой моих розысков. Я искал сведения о нем и находил по золотой крупинке на всевозможных форумах, в глубинах интернета, в беседах со знатоками военной истории. Это и вправду походило на работу старателя, промывающего речной песок. Песок великой реки забвения — Леты.
Однажды, едучи в Крым, в Севастополь, где-то под Тулой я увидел бронепоезд, стоявший, как и положено ему по песенной строке на запасном пути. Я слегка оторопел, мне показалось, что вижу поезд-призрак. Но это был вовсе не мираж, а самый настоящий бронепоезд, принадлежавший киностудии «Мосфильм» для съемки исторических картин.
Кто-то из друзей сообщил мне о подлинной сенсации: поисковики нашли бронепоезд, стоявший со времен первой мировой войны в заброшенном тоннеле на забытой ветке где-то на российско-эстонской границы. Сначала отнесся к этой новости, как к розыгрышу, но хранитель фондов петергофского музея Первой мировой был вполне серьезен. И это в самом деле оказалось правдой; правдой, не имевшей к бронепоезду БЕПО-58 никакого отношения. Я и не подозревал, что в нашей жизни сохранилось столько бронединазавров, которые по всем понятиям должны были вымереть полвека назад.
Но я искал СВОЙ бронепоезд — БЕПО-58, он же БЕПО-55, он же «Бартош Главатский», он же… Однажды подумалось: да ведь он же не раз проходил мимо нашего дома, в котором я родился. Дом этот и сейчас стоит в Волковыске окнами на переезд через железную дорогу, ту самую по которой 26 июня 1941 года уходил на восток БЕПО-58. Вот только родился я через пять лет после этого события. Но все-таки все было так близко…
Я проехал по этой дороге Белосток-Волковыск-Зельва-Слоним-Барановичи не раз, и не два… Искал в Озернице следы того давнего боя — поединка бронепоезда с немецкой противотанковой батареей.. А вдруг в зарослях придорожных кустов, где-нибудь под откосом, ржавеет кусок искореженной брони, не найденной охотниками за металлоломом, не сданный в пункт сбора вторсырья?
А вдруг повезет так же, как в Пелищах, когда в такой же придорожной зелени удалось найти трак от танковой гусеницы — вещдок первого в Великой Отечественной Войне танкового сражения, грянувшего всего лишь через семь часов после германского вторжения. А вдруг… Но ничего не находилось. Хотя место боя с помощью слонимских краеведов удалось определить с точностью до 500 метров.
Наводил справки в Барановическом железнодорожном музее, в таком же музее в Бресте. Замечательная коллекция локомотивов и вагонов, но о «моем» БЕПО никаких известий. Пропал без вести. И не человек, а бронепоезд с полусотней людей на борту. Бронепоезд не иголка, уверял я себя, не может он бесследно сгинуть, затеряться на просторах войны, пусть даже и очень великой.
Да, собственно, что мне в нем? Мало ли иных поездов проходили мимо наших окон и до моего рождения и после? Довольно и того, что узнал. Довольно и того, что пью чай из подстаканника, стоявшего когда-то на столике в командирском купе. Мало ли других дел и, тем, не менее, загадочных, интересных, влекущих?! И все же, и все же…
Бронепоезд, несмотря на свой устрашающий вид, военная машина весьма уязвимая. Он хорош против пехоты и кавалерии, но воевать ему с танками и самолетами весьма несподручно. У танков и броня потолще и маневренность несравнимо лучше. «Сухопутный броненосец» привязан к рельсовому пути, а танк выбирает любую выгодную позицию, может бить из укрытия. Пара зенитных пулеметов (как это было у БЕПО-55) не самая надежная защита от пикирующих бомбардировщиков. Да и само железнодорожное полотно легко повреждается и диверсантами, и авиабомбами.
На станции Зельва БЕПО-55 надолго не задержался, но именно здесь – на перегоне Зельва-Слоним – он принял свой главный и решительный бой. БЕПО-55 предназначался вовсе не для артдуэлей, а для охраны мостов, водокачек, узлов связи и других важных путевых объектов. К тому же он вообще был штабным транспортом. Но война переиначила все по своему, и БЕПО-55 вынужден был вступить в поединок с немецкой противотанковой батареей, которая поджидала его по всей вероятности на подъезде к Слониму — перед станцией Озерница.
На этом след бронепоезда, по крайней мере, бумажно-архивный обрывался. Неужели его добили там под Озерницей? Что с экипажем? Уцелел ли кто, спасся?
Нельзя бросать поиск на полпути. Как только ты решил, что попал в тупик, что розыск бессмыслен, вот тут появляется кто-то (кто?) и деликатно подводит тебя к дверце в стене тупика. А попробуй, загляни сюда?
Много раз замечал такое. И полагаю, что когда все средства исчерпаны, подключается некий заоблачный резервуар знаний, и «случайно» открывается новый факт, как бы для поощрения поиска. Ведь это только кажется, что ты ведешь свое расследование сам по себе, и никому нет дела до того, что у тебя в блокноте, в памяти, в голове, в душе. Есть! Это те самые бойцы, о которых ты полагаешь, что они навечно безымянно и никогда не откроются.
А если попробовать начать все сначала, прочертить последний маршрут БЕПО-55 на карте…
Глава третья. ПОСЛЕДНИЙ МАРШРУТ БРОНЕПОЕЗДА
Итак, начало войны БЕПО-55 встретил на путях белостокского вокзала, где располагался штаб 58-го полка, в который он входил. Вечером 23 июня командир полка капитан Александров, штабисты, и резервная рота перешли в броневагоны, и состав двинулся на станцию Волковыск. Паровоз был обращен трубой и лобовыми стеклами будки машиниста на запад, а двигаться пришлось на восток тендером вперед. Времени для перестановки локомотива уже не было.
Заметим и проследим в общих чертах: последний маршрут бронепоезда БП-55 начинался от станции Белосток, шел через станции Волковыск, Зельва, Слоним, Барановичи и закончился на подходах к Орше в районе станции Смолевичи или Плисса, не успев уйти со стратегической магистрали Минск-Москва. До Орши, откуда он должен был повернуть на Могилев, БП-55 не дотянул километров 15, и прекратил свое существование на перегоне Смолевичи-Плисса. Неизвестно, какая участь ждала его в Могилеве, но город серьезно готовился к бою, и бронепоезд мог бы существенно усилить его оборону.
Что происходило с ним на этом маршруте известно весьма смутно, но все же что-то известно.
До Волковыска всего 90 километров, но на этом пути бронепоезд не раз подвергался налетам немецкой авиации. Особенно сильная бомбежка поджидала его в Волковыске.
«В 1 час ночи 24 июня 1941 года вышли с ж.д.ст. Волковыск в направлении ж.д. ст. Зельва, где соединились с частью полка.
В 15.00. часов полк снова был разделен на две колонны — одну под командованием командира полка капитана Александрова, и другую под командованием начальника штаба полка.
Тем не менее, бронепоезд двинулся на Слоним, но, не пройдя и тридцати километров, вынужден был надолго остановиться на станции Зельва. Путь на восток был перерезан немецким десантом, высадившимся в районе станции Озерница на планерах. Сюда же немцы подтянули из захваченного уже Слонима целую дивизию с танками, артиллерией и мотоциклетным батальоном. Прорыв советских войск возглавил полковник-сибиряк Андрей Молев (зам командира 86-й стрелковой дивизии). Именно он сумел организовать содействие разрозненных частей, скопившихся перед разрушенными мостами через реку Зельвянку. Он же подчинил себе и весьма кстати подошедший бронепоезд.
В весьма приближенном изложении командира 9-й дивизии бронепоездов НКВД полковника Истомина этот эпизод (в его донесении вышестоящему начальству) выглядел так:
«В районе Слонима 58-й полк имел стычку с большим авиадесантом, а также вновь подвергся нападению с воздуха и якобы атаке танковых частей. Авиадесант был разогнан и частично уничтожен совместно с казачьим эскадроном частей Красной Армии, который этот десант дорубил окончательно».
Если в самых общих словах, то так оно и было. Разве что заградительная немецкая дивизия «разогнана» не была, а продолжала стоять на пути следующего вала, накатывающих из «белостокского выступа» советских войск. Да и «казачий эскадрон» вовсе не «дорубил десант окончательно», а сам полег на широком поле перед деревней Клепачи, попав под мощный пулеметный огонь мотоциклетного батальона.
И еще несколько строк из того же донесения, посвященных БП-55:
«По данным шофера командира 58-го полка, капитан Александров совместно с отдельными командирами Красной Армии и мелкими войсковыми группами действовал в этом районе предпринял меры к выходу из окружения из района г.Слонима. Дальнейшая судьба командира 58-го полка неизвестна. Есть данные о гибели помощника командира полка майора Егорова и начальника связи полка капитана Рубина».
Почему командир полка капитан Александров принял решение оставить бронепоезд, а дальше пробиваться на восток через леса «мелкими войсковыми группами» остается только догадываться. Скорее всего, паровоз, лишенный брони, был сильно поврежден, и идти на Слоним не мог. Надежд на скорую починку локомотива и восстановление пути было мало. Сидеть в вагонах и ждать новых атак? Ясно было, что бронепоезд, как боевая единица был обречен. Значит, надо пробиваться в Барановичи в обход десанта. Шансы были. Расстояние в тридцать километров можно было пройти за одну ночь. Но… Не прошли. Остались в лесах. Сгинули без вести. А паровоз-то все-таки починили, рельсы срастили и БЕПО-55, на котором оставалось человек семь, не считая паровозной бригады, каким-то чудом проскочил через занятый немцами Слоним, по невзорванным мостам через Щару и канал Огинского, и прибыл на крупную узловую станцию Барановичи. Барановичи находились как раз посредине стратегической железной дороги Берлин-Москва, причем, что до Москвы, что до Берлина было почти равное расстояние – около восьмисот километров. Но командир бронепоезда старший лейтенант Илларион Подгорный мечтал добраться хотя бы до Орши.
Ну, хорошо, маршрут БЕПО-55 продолжился еще километров на сто. А дальше? Куда удалось дойти и что с ним стало? Где они, ответы в конце задачника?
Сколько раз проделывал я этот путь от Зельвы до Слонима и от Слонима до Баранович – и на поездах, и в автомобилях, бродил по окрестным лесам с поисковиками. Многое находилось на заросших тропах и полянах, но ничего такого, что свидетельствовало о следах экипажа бронепоезда. Да, какие там теперь следы, заросшие на нехоженных заброшенных дорогах?!
И вдруг это письмо, словно луч паровозного прожектора в кромешной ночи… Нет, скорее это была «записка капитана Гранта», извлеченная из выловленной в море бутылки. Да, именно записка, а не письмо… Служебная записка, сделанная в первые дни разразившейся войны младшим лейтенантом Квашниным. Ее переслал мне мой старый друг из Петербурга историк Сергей Хаблак. Отыскал в бездонных недрах инета и переслал по электронной почте. Вот она…
Объяснительная записка младшего лейтенанта Квашнина командиру 9-й дивизии войск НКВД по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности полковнику Истомину.
«Доношу, что 23-го 6.41 мною был встречен бронепоезд 58-го железно — дорожного полка. Так как я возвращался из отпуска, не мог найти свою роту, и добраться было не возможно, я доложил командиру БЕПО об этом. Он меня принял на бронепоезд, где я находился до 27.6.41. На ст. Барановичи бронепоезд подвергся неоднократно бомбардировке. Во время бомбардировки были убиты:
— командир отделения тяги ст. с-нт Кольшев, часовой к-ц 1 артрасчета 1-й бронеплощадки Стрычин и два красноармейца были ранены Черкасов и Мальшев. Одновременно был выведен из строя паровоз.
24.6.41 в 11.00 на ст. Барановичи все эшелоны были отправлены в сторону М… (Могилева?), где бронепоезд сопровождал. На пути до станции Погорельцы – (в 20 км от Баранович) был разрушен путь, где мы выходили на ремонт пути. С такими трудностями мы доехали до ст. Жодино.
26.6.41 в 23.30 были окружены танками и десантами противника. В это время на станции находились два воинских эшелона и два эшелона с беженцами. Эшелонам дальше двигаться было некуда, т.к. было взорвано желдор полотно. В это время подъехал МБВ (мотоброневагон – прим авт) неизвестного полка . Совместно стали вести огонь по противнику. Через некоторое время нам сообщили, что танки наши, и мы прекратили огонь. После прекращения огня все эшелоны разгрузили и пошли пешком.
Остался наш бронепоезд с четырьмя чел.: мл л-нт Квашнин, с-т Тавадов, с-т Кручиник и мл с-нт Никанов. С бронепоездом на станции остался МБВ Н-ской части без командного состава и еще зенитная установка с двумя красноармейцами. После прекращения огня напротив нашего бронепоезда был подбит танк, к которому подошли наши и убедились, что танки не наши, а противника.
…Оставшийся личный состав стал вести огонь против вновь появлявшихся танков противника. В это же время появились над эшелоном пять самолетов противника, которые стали бомбить. Ввиду того, что из нашего трофейного бронепоезда нельзя было вести огонь ни по самолетам, ни по танкам противника, а МБВ и зенитная установка прекратили огонь – танки противника вели сильный огонь по нам. И нам пришлось покинуть 27.6.41 бронепоезд.
Мы пытались уехать на автомашине, но противник своим огнем не дал завести грузовик, пришлось короткими перебежками скрыться в лесу. В лесу, от нас оторвался мл с-т Никанов. После всего этого мы искали свое подразделение, но нашли штаб дивизии, а я когда был в окружении, свой партбилет порвал лично.
Мл л-нт Квашнин Сергей Петрович
29.6.41г.»
***
С начала войны и до своего последнего гибельного полустанка БЕПО-55 прошел не более 400 километров. Никаких бортовых журналов, донесений, телеграмм и прочих документов не сохранилось. Тут полный архивный туман. Сохранились лишь две бумаги, по которым можно представить себе последний боевой путь броненосца. Это докладная записка командира 9-й дивизии бронепоездов полковника Истомина и объяснительная записка младшего лейтенанта Сергея Квашнина, который не входил в экипаж, и провел на борту БЕПО 55 около суток.
PS. По данным ОБД «Подвиг народа» командир БЕПО-58 младший лейтенант Квашнин Сергей Петрович пропал без вести. Дата выбытия 01.08.1941
Командир бронепоезда старший лейтенант Илларион Павлович Подгорный по спискам без вести пропавших не проходит. А это значит, что шансов попасть в список уцелевших столько же, сколько оказаться и в реестре погибших. Однако по списку безвозвратных потерь не проходит.
Нет и полного списка экипажа бронепоезда. Из небытия выхвачены лишь несколько фамилий: помощник командира по политической части – политрук Мозговский Виктор Константинович
Помощник по технической части – старший лейтенант Бураченко Леонид Семёнович
Командир взвода разведки и связи – лейтенант Бабкин Николай Андреевич
Командир взвода бронедрезин и тяги – младший лейтенант Микиш Алексей Никифорович
Фельдшер – военфельдшер Махин Виктор Александрович.
Удалось выяснить судьбу командира взвода бронедрезин и тяги младшего лейтенанта Алексея Микиша.
Но в целом бронепоезд по-прежнему остается в тумане.
Глава четвертая. ЖОДИНО: БИТВА БРОНЕПОЕЗДОВ.
И вот тут что выяснилось! Немцы, как известно, люди рачительные, экономные, бережливые. Подбитые бронепоезда они не отправляли в переплавку, а отбирали бронеплощадки, которые еще могли послужить. Перегоняли их на вагоноремонтные заводы. А уж оттуда они выходили в виде самоходных броневагонов разных типов.
Мотоброневагоны снова возвращались на Восточный фронт и курсировали по всей оккупированной Белоруссии, охраняя мосты и рельсы для эшелонов вермахта. Некоторые из них принимали участие в антипартизанских операциях СС и фельджандармерии. Именно в таком качестве вернулись на главную стратегическую магистраль Восточного фронта (Варшава-Минск-Смоленск) восстановленные бронеплощадки бронепоезда БЕПО-55. Железнодорожный монстр в четвертый раз сменил хозяина и флаг державы. А затем, (но это уже после войны) и в пятый раз! Трофейные броневагоны вошли в состав Войска Польского. Их передали по распоряжению командования Советской Армии. Разумеется, ни о каком «Бартоше Главацком» или БЕПО-55 речи тогда не шло. И хотя броневагоны были плоть от плоти того самого злополучного рейдера, теперь на них стояли другие номера и предназначались они для других боев. В конце 40-х начале 50-х годов поляки использовали их в борьбе с бандеровскими «лесными отрядами». Но потом и эти бои стихли. И тогда видавшие виды броневагоны сцепили в музейный бронепоезд и поставили его в Варшавском пригороде в Охоте, как экспонат второй мировой…
… Я просмотрел свой фотоархив и вдруг нашел снимок, где стою на подножке броневагона и машу рукой. И это там, на музейных рельсах Охоты!
Знать бы тогда, что я стою на подножке ТОГО самого бронепоезда, о котором столько читал, который столько искал, и частица которого в виде облезлого подстаканника, стоит на моем рабочем столе. Наверное, выражение лица было бы совсем иное…
***
Ну, а группа капитана Александрова, надо полагать, пропала совершенно безвестно… И вдруг в голову приходит фантастическая мысль: взять и написать письмо министру внутренних дел РФ – «мол, так и так, обращаюсь в ваше ведомство, как в правонаследственное по линии НКВД. В июне 1941 бесследно и безвестно пропал командир 58-го железнодорожного полка НКВД капитан Александров Мефодий Ивлевич. Фигура не рядовая, командир полка все-таки… Помогите узнать его судьбу!» И предвижу ответ: «мол и рады бы, но капитан Александров пропал на территории, принадлежащую сегодня другому, хоть и союзному государству. Не имеем права проводить там какие либо следственные действия… В Белоруссии по всем таким делам действует специализированное подразделение – 52-й батальон. Обратитесь туда».
Батальон делает огромную и важную для общества работу. Но он выступает в поход тогда, когда найдены останки, с ними и работает. А если останки не найдены?
Общая база данных «Мемориал» выдает слегка утешительное сообщение: «К сожалению, не найдено документов по Вашему запросу. Попробуйте уточнить поиск. Возможно, эта информация еще не загружена в базу данных. Работа по обработке и загрузке информации продолжается». Слава Богу – продолжается… Но судьба Мефодия Ивлевича от этого не яснее…
И тут в ареале поиска возникает некое явление, похожее на феномен из фантастического романа о причудах времени. Вдруг именно в этих гиблых для капитана Александрова местах постоянно возникает автомобиль, который носится, как челнок, между Волковыском-Слонимом в Польшу, в Германию… Его водитель молодой человек Дима Козлович возит различные международные грузы, в основном свежие цветы, даже до Москвы их довозит. Ну и что? А то, что это – географическая трасса бронепоезда. Но не в том дело, а в том, что Козлович прирожденный поисковик, у него глаз-алмаз, которому позавидует любой следователь. Во всяком случае, мне он кажется одним из героев знаменитой тройки «чистильщиков» из богомоловского «Момента истины». Кстати, и шиловический лес неподалеку от тех мест, где пропала группа капитана Александрова – под Слонимом. Всякий раз, проезжая через эти места, Козлович Дима, тормозит у деревни Франково, съезжает на обочину, и идет в лес, ведомый неким наитием, которое обуревает именно его и именно здесь… Он идет по заросшим тропам и все время находит следы того времени, тех дней… Находит, фотографирует и присылает их мне. А я тихо или громко охаю, изумляюсь, вразумляюсь, и пытаюсь найти ответ – что же это такое происходит? Капитан Александров избрал шофера-международника своим посредником? Пытается через него что-то сообщить о себе и своей группе? Как делегат связи? Посыльный?… Но ведь сколько же ему открывается тут! Вот позиция немецкого пулемета с хорошим «настрелом»… Вот укрытие радиста и тут же чудом сохранившиеся сухие батареи его радиостанции, обломки арматуры, телефонная трубка, почти целая… А на ветках до сих пор еще висят обрывки антенны. А ведь они все эти десятилетия, хоть ничего и не передавали, но ведь работали на прием, принимая, все пролетающие через село, лес радиосигналы – хоть из космоса, хоть из соседней полеводческой бригады.
Кто может поручится, что капитан Александров не пробивался к своим через Франково, где его поджидала, мощная засада, через окрестный лес, исхоженный вдоль и поперек Козловичем? Никто не поручится, ни один историк, ни один военный археолог… Только сам Александров подаст однажды весть, как только что это сделал – «подарил» Диме капитанскую «шпалу» со своей петлицы. Вот она… Рассматриваю в лупу… Она ли? Откуда я знаю? Довольно и того, что из этого леса, из-под Франково… А Франково в самом логическом месте гибели группы Александрова. Как в песне «Летят и подают нам голоса…» Нам подают… Надо только услышать. Дима слышит…
Глава пятая. ПОЕЗД-ПРИЗРАК
Бронепоезд не иголка, найти след, наверняка, можно. И хотя след отыскался с огромным трудом, однако все еще не полностью.
Говорят, по всей всемирной сети железных дорог странствует некий поезд-призрак. Кто-то видел его наяву, кто-то слышал или читал. Но о нем пишут до сих пор… Почему я так поверил в существование поезда-призрака? Поверил настолько, что в зрелые годы организовал целую научную экспедицию по изучению этого загадочного феномена.
Может быть потому, что первые месяцы моего младенчества, да и первые годы жизни прошли в доме, стоявшем у железнодорожного переезда. И среди самых первых звуков, которые формировали детскую память, был и перестук колес на стрелках, и тяжелый дых паровозов, и трехгласые басовитые гудки, которые машинист подавал перед переездом… А тут еще и запавший в душу рассказ «Чук и Гек» — с его абсолютно детским восприятием мира: «А на одном разъезде бок о бок остановились они рядом с могучим железным бронепоездом. Грозно торчали из башен укутанные брезентом орудия. Красноармейцы весело топали, смеялись и, хлопая варежками, отогревали руки. Но один человек в кожанке стоял возле бронепоезда молчалив и задумчив. И Чук с Геком решили, что это, конечно, командир, который стоит и ожидает, не придёт ли приказ от Ворошилова открыть против врагов бой…
Кругом пожар! В снегу следы!
Идут солдатские ряды.
И волокут из дальних мест
Кривой фашистский флаг и крест.
— Постойте! — закричал им Гек. — Вы не туда идёте! Здесь нельзя!
Но никто не постоял, и его, Гека, не слушали.
В гневе тогда выхватил Гек жестяную сигнальную дуду, ту, что лежала у Чука в картонке из-под ботинок, и загудел так громко, что быстро поднял голову задумчивый командир железного бронепоезда, властно махнул рукой — и разом ударили залпом его тяжёлые и грозные орудия.
— Хорошо! — похвалил Гек. — Только стрельните ещё, а то одного раза им, наверное, мало»…
***
Мы жили в Волковыске и окна нашей комнаты, которую мы снимали у здешнего бондаря, выходили прямо на полотно железной дороги Барановичи-Белосток. Именно по этому пути прошел за пять лет до моего рождения поезд, ставший для меня призраком на долгое время. Точнее, это был бронепоезд. Он прошел мимо нашего дома на второй день войны – 24 июня 1941 года и сгинул, не оставив, казалось, никаких следов, никаких имен… Но ведь его экипаж составляли реальные люди, и десятки тонн железа, брони тоже не могли испариться сами по себе.
Очередная мистика «черной дыры». Как только погружаешься в очередную черную дыру истории, сразу же начинаются необъяснимые «случайности», «совпадения» и прочие «странные сближения». Так и в этот раз, едва занялся «следствием по делу пропавшего бронепоезда», как в метро стали регулярно подавать к моему появлению на платформе тематический состав «Курская дуга» — с фотографиями бронепоезда «Московский метрополитен», сражавшегося под Курском. И раз, и два, и три… Вхожу и понимаю, что это знаковые совпадения, «черной дыре» угодны мои изыскания, заманивания, она втягивает меня поглубже…
Впрочем, заманивает не только этим….
Оказывается, можно вскочить на подножку поезда, который промчался мимо твоего дома за пять лет до твоего рождения! Оказывается, и призраки иногда материализуются… А вот от семейства Подгурских польско-советского офицерства остался, наверное, разве что этот подстаканник в латунном декоре русского модерна… Вот он стоит в моем гостиничном номере в Зельве. Неподалеку та самая станция, на которой уже была отмечена точка траектория этого вещицы. Я расстилаю старую карту 1941 года, кладу на нее компас… Но это только внешний флер времени. Ни единой секундой, никаким прибором или артефактом ничего в общем течении уже не изменишь… Но все равно, кажется, что именно в этот момент произошло некая точечная сварка времени. В одной точке вспыхнула дужка подстаканника, рельс зельвенского полотна, и мысль, глядящего из мрака давно исчезнувшего человека… Подгурского? Подгорного?
***
Чехов говорил, что он может написать рассказ даже о чернильнице. Что же говорить о подстаканнике с ТАКОЙ историей? Тут не то, что рассказ, роман написать можно. Тем более, что история самого бронепоезда еще не закончена. В 2016 году железнодорожный музей в Варшаве-Охоте закрылся. Куда теперь проляжет путь призрака железных дорог?
Белосток-Волковыск-Зельва-Слоним
****
С чувством огромной симпатии выражаю благодарность ученицам Государственного учреждения образования «Жодинская женская гимназия» Анискевич и Боровской за исследовательскую работу «12-й отдельный дивизион бронепоездов (БЕПО №№47,48, 49).
«Вернуть из забвения». Они посвятили свой совсем недевичий труд той самой «битве бронепоездов», которая была помянута в этом рассказе.
Белорусская повесть.
Родился в Белоруссии, считай, что ты уже попал в историю… Я родился в Волковыске, и детство прошло в Гродненской области. Вот с тех пор и не вылезаю из дебрей родной истории…
А теперь вопрос, достойный Алисы из страны чудес: «Можно ли попасть на поезд, прошедший мимо окон твоего дома за пять лет до твоего рождения? Да еще разузнать кое-что о судьбах его пассажиров?» Да еще сохранить кое-что из его вещиц?
Впрочем, все по порядку.
Глава первая. РУССКИЙ МОДЕРН
БАКУ. 1996 год
В этой груде никому не нужных вещей — сломанных будильников, старых самоваров, алюминиевых портсигаров, гипсовых бюстиков былых вождей, непишущих авторучек, фарфоровых статуэток с отбитыми руками, ногами, головами, а потом вкривь и вкось приклеенными— я увидел этот латунный подстаканник. В свои лучшие годы он был посеребренный, а теперь истертый до латунной основы, он все равно радовал глаз изяществом линий, затейливыми картушами, венками…
Подстаканник был сделан в стиле русского модерна на заре ХХ века. Я поднес его поближе к свету и прочитал клеймо: «Bush. Warshava”. Ишь ты, где Баку и где Варшава! Разумеется, я его купил. А потом не раз представлял себе, как покачивается в такт железному бегу колес темно-красный чай в хрустальном стакане, обрамленном этим посеребрянным подстаканником. Он словно оковывал стакан, защищая его от вездесущего дорожного железа, служил ему броней….
Как могла попасть эта изящная вещица из Варшавы сюда, в Баку, в эту «антикварную лавку»? (точнее, в свалку старьевщика?)
Я спросил об этом хозяина пожилого лысого азербайджанца в черных круглых старомодных очках, должно быть тоже найденных в этой же куче переживших свой век вещей. Тот пожал плечами.
— Женщина принесла. Она каждую субботу приходит. Вот тоже ее вещи.
Антиквар вытащил из груды старья деревянный стетоскоп и бамбуковую чесалку для спины. Ни стетоскоп с надписью «Львов», ни чесалка без надписей меня не заинтересовали. Я купил только подстаканник.
— А вот и она сама идет! — Сказал продавец. — Можете у нее спросить. Только она немного не в себе. С прибабахом!
В полуподвальную лавку спустилась пожилая женщина в бесцветном льняном платье. Сетчатая шляпка, достойная внимания любителя старины, прикрывала ее голову от бакинского зноя. В руках она держала холщовую сумку, из которой извлекла плоский пленочный фотоаппарат явно довоенных времен.
— Нет, фотоаппараты мы не берем. — Заявил антиквар, — Еще что-нибудь есть?
Женщина грустно покачала головой и пошла к выходу.
— Постойте, тут вашу вещь купили. Деньги возьмите!
Хозяин протянул женщине пару купюр и та благодарно улыбнулась.
— Вот он купил. — Показал на меня продавец.
-Спасибо вам. — Кивнула мне женщина и закрыла за собой дверь. Я догнал ее на тротуаре.
— Простите, можно фотоаппарат посмотреть?! Я, знаете ли, коллекционирую камеры.
Мы присели за столик уличной чайханы, и женщина достала из сумки фотоаппарат. В моей коллекции такого точно не было: «Агфа-Югенар», немецкая портативная клап-камера под широкую пленку. При нажатии на кнопку выскакивал объектив на двух складных кронштейнах и вытягивался раскладной мех. Сколько я знал, фирма с 1934 по 1940 годы выпустила совсем небольшую серию таких аппаратов. Причем большая часть ушла в США. У нас же в России я вообще таких не видел.
— Я беру это у вас. Сколько вы за нее просите?
Женщина неопределенно пожала плечами.
— Сколько дадите…
Я назвал цену, и понял, что женщина ожидала намного меньшую сумму. Она радостно засуетилась, достала из сумки потертую кожаную планшетку.
— А это футляр от нее. Может и не от нее, но здесь она всегда хранилась.
Футляр явно был не от камеры, но она хорошо в него ложилась. Скорее всего, это был кожаный подсумок для рожков к итальянскому автомату «Бреда», добротно скроенный, с красиво поблескивающими латунными люверсами. Разумеется, у него была своя история…
— А вот здесь, — женщина отстегнула маленький клапан на боку сумки и извлекла из нее довоенную польскую монету в пять злотых. Это была серебряная монетка с профилем королевы Ядвиги 1933 года чеканки.
— Это вам — на счастье и удачу. Да хранит вас Матка Боска!
Чайханщик принес небольшое блюдо с двумя ормудиками крепкого апшеронского чая и блюдечком колотого сахара. Я вставил свой ормуд в подстаканник, и он замечательно вошел в него.
— Как попала в Азербайджан эта явно не бакинская вещь? — Спросил я, любуясь не столько красотой чая, сколько изяществом старого подстаканника.
— О, это целая история! – Радостно оживилась моя собеседница. — Это вещи моего отца. Он родился в Варшаве еще до революции… И этот подстаканник принадлежал его отцу, то есть моему деду… Одним словом, это наша семейная реликвия. Я бы никогда не продала ее, но сегодня на пенсию и кота не прокормишь.
— Отец в Баку умер?
— Нет. В Северном Казахстане… Сейчас я вам все по полочкам разложу. У моего отца Андрея был старший брат Илларион. Они погодки. После гражданской войны Илларион остался в Варшаве, а Андрей в Минске. Так получилось, что они оказались по разные стороны границы и никогда больше не встретились… Отец служил в войсках НКВД, командовал бронепоездом. Перед самой войной его полк стоял в Белостоке. Там и маму встретил, там и поженились. А когда война началась, он ее с собой на бронепоезд взял в качестве врача. Но бронепоезд был разбит где-то под Минском. Отца тяжело ранили, и мама выхаживала его в какой-то деревенской хате. Выходила, и до 1944 года они жили в оккупированной Белоруссии. Их никто не выдал, потому что мама была хорошим врачом и лечила всех селян. Отца тоже никто не трогал, тем более, что он после ранения стал инвалидом — левая рука висела плетью, ни в какие партизаны не годился. К тому же он хорошо говорил по-польски и по-белорусски. Не выдали. Выдали уже своим, когда после войны стали разбираться. Поставили ему в вину и скрытое польское происхождение, и гибель бронепоезда, и жизнь на оккупированной территории… Короче, выслали в Северный Казахстан. Ну, вот и эти вещи с собой взяли, все, что у них ценного были так этот подстаканник да фотоаппарат. Потом я родилась… Я в детстве с казахскими детьми играла, даже сейчас могу по-казахски говорить. Казахи нас очень хорошо приняли…
— А каким бронепоездом командовал отец?
— Не помню, точнее не знаю.
— А отца как звали?
— Андрей Павлович Подгорный.
— А вас?
— Ванда Андреевна. Да зачем вам это?
— Это очень важно, когда у вещей есть история. Теперь буду знать, что этот подстаканник попал ко мне с бронепоезда. Реликвия.
— История — это у людей. А у вещей — какая история?
— За каждой вещью тянется след чьей-то судьбы…
— Но ведь вещи — всего лишь немые свидетели…
Я не стал спорить, мы допили чай и распрощались довольные — она своей выручкой, я — своими приобретениями.
В гостиничном номере я зарядил фотоаппарат широкой пленкой, он работал безупречно — щелкал затвором, перематывал пленку… В Москве же, проявив пленку, я убедился, что старая оптика прекрасно «рисует». Подстаканник же и вовсе стал моей любимой вещью на рабочем столе. Чай из него казался еще вкуснее, чем из обычного стакана…
А дальше, как в радиоспектакле: ударит гонг, и диктор элегически провозглашает: «прошло десять лет»…
Бамм-мм-м!
Прошло двенадцать лет. Дела занесли меня в Калининград, где я познакомился с инженером-электриком районной электростанции Дмитрием Егоровым. Этот замечательный человек, родом из Быхова, интересовал меня как военный историк, автор монографии «1941 год. Разгром Западного фронта». Дмитрий Егоров выполнил работу целого исследовательского института, взяв на себя труд, воссоздать панораму событий первых двух недель войны. И ему это во многом удалось: пусть фрагментарно, отрывочно, но перед читателем открывается цепь жестоких событий, эпизоды приграничных боев от Бреста и Пинска и Барановичей — на одном фланге, до Гродно и Белостока — на другом. Этой работе Дмитрий Егоров посвятил немало лет.
— Мы про древний Египет знаем сегодня больше, чем про июнь сорок первого. — Горестно изумлялся он. — Это самая настоящая «черная дыра» нашей истории. Черная и запретная.
Егорова заинтересовала моя планшетка из-под фотоаппарата, которую я повсюду возил с собой в качестве дорожной сумки с документами. Он тщательно осмотрел ее и даже понюхал.
— Классная вещь!
Я рассказал ему историю покупки этой сумки в Баку, а заодно про клак-камеру «Югенар-Агфа» и подстаканник в стиле русского модерна. Все это привело его в величайшее волнение, особенно, когда он узнал фамилию прежнего владельца этих вещей — Андрея Подгорного.
— Я могу сказать вам, с какого бронепоезда эта планшетка и ваш подстаканник! — Воскликнул он голосом Архимеда, совершившего очередное открытие. — Это «БеПо-58», бывший польский легкий бронепоезд «Бартош Главацкий». Там была интересная история — дарю ее вам! Сам хотел написать, но, боюсь, не успею.
Итак, бронепоезд «Бартош Главацкий», которым поначалу командовал Илларион Подгурский. Когда в сентябре 1939 бронепоезд интернировали во Львове советские войска, им стал командовать старший брат Подгурского — Андрей Подгорный, который служил в РККА и переделал фамилию на российский лад — был Подгурским, стал Подгорным. Полагаю, что братья после того, как оказались по разные стороны границы, не переписывались. Возможно, они увиделись на часок во Львове, когда передавали бронепоезд. Судьба их весьма туманна. Иллариона Подгурского расстреляли в Катыни. А Андрей… Тут никаких сведений… Очень бы хотел узнать, что с ним?
— Тогда получается, что эти вещи — и подстаканник и фотоаппарат — это вещи старшего брата, которые вместе с бронепоездом перешли младшему?
— Скорее всего, так. Вряд ли они пожали руки друг другу при встрече… Наверное, сделали вид, что не знакомы.
— Примерно так было в Бизерте, когда родные братья Беренсы, один советский флотоначальник, другой адмирал Белого флота даже не вышли на встречу друг с другом.
— Вряд ли Иллариону хотелось портить анкету младшему брату наличием близкого родственника за границей да еще польского офицера. Да и Иллариону, наверное, тоже не хотелось, чтобы его сослуживцы знали, что его родной брат советский командир.
— А может быть, они и не встречались вовсе? Вероятнее всего, команду бронепоезда увели на сборный пункт, а чуть позже бронепоезд заняли красноармейцы…
— И в командирском купе Андрей обнаружил семейную реликвию Подгурских — посеребренный подстаканник в стиле русского модерна… — Продолжил мысль Егоров.
— А потом и эту планшетку с фотоаппаратом. — Добавил я.
— Вполне вероятно, что так тоже могло быть. Но для пущего драматизма можно представить себе, как братья, не говоря друг с другом — общаясь через переводчика — Илларион сдавал, а Андрей принимал боевую технику. Ведь именно так было и в Бизерте, когда советский флотоначальник Евгений Беренс прибыл в Тунис, чтобы осмотреть корабли Русской эскадры, а его младший брат, который ею командовал, не захотел выйти на встречу с братом, которого не видел лет десять…
Этот почти досужий разговор остался на задворках памяти, и оставался бы там до сих пор, пока однажды я не попал в Варшаву, и не заглянул в железнодорожный музей на станции Варшава-Охота. На путях музея среди разномастных паровозов и вагонов стоял допотопный бронепоезд… Неужели, «Бартош Главацкий»? Если бы… Стоял, обычный, типовой, составленный из трех бронеплощадок и бронепаровоза. Экскурсовод рассказал о «моем» бронепоезде, то есть о «Бартоше Главацком» все, что касалось о его досоветской службы. Оказалось, что изначально «Бартош» постройки вовсе не польской, а австро-венгерской. В 1918 году после развала империи Франца-Иосифа он, по разделу трофейного военного наследия, был передан союзниками по Антанте Польше.
Глава вторая. БРОНЕПОЕЗД МЕНЯЕТ ОРЛА.
Формирование бронепоезда завершилось 30 августа 1920 года, после чего его перегнали в Варшаву. 2 сентября «Bartosz Głowacki» направлен на фронт в расположение 15-й пехотной дивизии 4-й армии (вместе с бронепоездом «Wilk» (Волк). К этому моменту в ходе войны произошёл коренной перелом. «Чудо на Висле» отбросило Красную Армию до Бреста и Гродно. Но войско польское на этом останавливаться не собиралось. С 10 сентября «Bartosz Głowacki» действовал на линии Брест — Черемша (в сторону Бельска). В ходе боёв 18-19 сентября два его орудия получили повреждения, третье разорвалось 20 сентября. При этом погиб один член экипажа, ранено четверо. Однако и в таком состоянии поезд участвовал в захвате станции Свислочь (вблизи Волковыска). После этого бронепоезд временно вооружили обычными полевыми орудиями на железнодорожных платформах. В ходе сражения на реке Нёман «Bartosz Głowacki» поддерживал наступление группы генерала Юнга на Волковыск (взят 23 сентября). Бронепоезд проявил себя в этот день, поддерживая атаку 62-го пехотного полка, на деревню Полонка, что на реке Свислочь. В ночь с 24 на 25 сентября он прикрывал польское отступление из Волковыска (под натиском контрудара 27–й стрелковой дивизии). В это время поезд имел шесть вагонов с двумя полевыми пушками и десятком пулемётов. После заключения перемирия, с ноября 1920 года бронепоезд использовался командованием 2-й армии и с лета 1921 года базировался в Лиде.
После польско-советской войны «Bartosz Głowacki», в числе 12 других поездов, был признан пригодным к дальнейшей эксплуатации. Подвижный состав, тем не менее, заменили более боеспособным. Импровизированные стрелковые вагоны вернули к роли товарных. Артиллерийские вагоны с центральной башней передали другим бронепоездам. А впоследствии – вывели в резерв.
Оба «родных» вагона «Гловацкого» с центральной башней служили долго. Во второй половине 1920-х они, вероятно, входили в состав одного из 12 бронепоездов. После сокращения бронепоездов в 1930-е их вывели в резерв, Они использовались в боевых действиях в 1939 году в составе учебного бронепоезда 2-го учебного бронедивизиона, уничтоженного в бою с немецкими частями 10 сентября на железной дороге возле Ярослава. После этого захваченные польские бронеплощадки немцы включили в состав своих бронепоездов — Panzerzug 21 и Panzerzug 22. Там они и оставались в строю вплоть до окончания Второй Мировой войны…
Обо всем этом я хотел рассказать Дмитрию Егорову, позвонил ему в Калининград… Трубку сняла жена. Она ошеломила печальной вестью: Дмитрия больше нет на этом свете — скоропостижно скончался…
В память о нем я заново перечитал его книгу и нашел то, на что раньше не обращал внимание.
Так бронепоезд БЕПО-58 стал главной темой моих розысков. Я искал сведения о нем и находил по золотой крупинке на всевозможных форумах, в глубинах интернета, в беседах со знатоками военной истории. Это и вправду походило на работу старателя, промывающего речной песок. Песок великой реки забвения — Леты.
Однажды, едучи в Крым, в Севастополь, где-то под Тулой я увидел бронепоезд, стоявший, как и положено ему по песенной строке на запасном пути. Я слегка оторопел, мне показалось, что вижу поезд-призрак. Но это был вовсе не мираж, а самый настоящий бронепоезд, принадлежавший киностудии «Мосфильм» для съемки исторических картин.
Кто-то из друзей сообщил мне о подлинной сенсации: поисковики нашли бронепоезд, стоявший со времен первой мировой войны в заброшенном тоннеле на забытой ветке где-то на российско-эстонской границы. Сначала отнесся к этой новости, как к розыгрышу, но хранитель фондов петергофского музея Первой мировой был вполне серьезен. И это в самом деле оказалось правдой; правдой, не имевшей к бронепоезду БЕПО-58 никакого отношения. Я и не подозревал, что в нашей жизни сохранилось столько бронединазавров, которые по всем понятиям должны были вымереть полвека назад.
Но я искал СВОЙ бронепоезд — БЕПО-58, он же БЕПО-55, он же «Бартош Главатский», он же… Однажды подумалось: да ведь он же не раз проходил мимо нашего дома, в котором я родился. Дом этот и сейчас стоит в Волковыске окнами на переезд через железную дорогу, ту самую по которой 26 июня 1941 года уходил на восток БЕПО-58. Вот только родился я через пять лет после этого события. Но все-таки все было так близко…
Я проехал по этой дороге Белосток-Волковыск-Зельва-Слоним-Барановичи не раз, и не два… Искал в Озернице следы того давнего боя — поединка бронепоезда с немецкой противотанковой батареей.. А вдруг в зарослях придорожных кустов, где-нибудь под откосом, ржавеет кусок искореженной брони, не найденной охотниками за металлоломом, не сданный в пункт сбора вторсырья?
А вдруг повезет так же, как в Пелищах, когда в такой же придорожной зелени удалось найти трак от танковой гусеницы — вещдок первого в Великой Отечественной Войне танкового сражения, грянувшего всего лишь через семь часов после германского вторжения. А вдруг… Но ничего не находилось. Хотя место боя с помощью слонимских краеведов удалось определить с точностью до 500 метров.
Наводил справки в Барановическом железнодорожном музее, в таком же музее в Бресте. Замечательная коллекция локомотивов и вагонов, но о «моем» БЕПО никаких известий. Пропал без вести. И не человек, а бронепоезд с полусотней людей на борту. Бронепоезд не иголка, уверял я себя, не может он бесследно сгинуть, затеряться на просторах войны, пусть даже и очень великой.
Да, собственно, что мне в нем? Мало ли иных поездов проходили мимо наших окон и до моего рождения и после? Довольно и того, что узнал. Довольно и того, что пью чай из подстаканника, стоявшего когда-то на столике в командирском купе. Мало ли других дел и, тем, не менее, загадочных, интересных, влекущих?! И все же, и все же…
Бронепоезд, несмотря на свой устрашающий вид, военная машина весьма уязвимая. Он хорош против пехоты и кавалерии, но воевать ему с танками и самолетами весьма несподручно. У танков и броня потолще и маневренность несравнимо лучше. «Сухопутный броненосец» привязан к рельсовому пути, а танк выбирает любую выгодную позицию, может бить из укрытия. Пара зенитных пулеметов (как это было у БЕПО-55) не самая надежная защита от пикирующих бомбардировщиков. Да и само железнодорожное полотно легко повреждается и диверсантами, и авиабомбами.
На станции Зельва БЕПО-55 надолго не задержался, но именно здесь – на перегоне Зельва-Слоним – он принял свой главный и решительный бой. БЕПО-55 предназначался вовсе не для артдуэлей, а для охраны мостов, водокачек, узлов связи и других важных путевых объектов. К тому же он вообще был штабным транспортом. Но война переиначила все по своему, и БЕПО-55 вынужден был вступить в поединок с немецкой противотанковой батареей, которая поджидала его по всей вероятности на подъезде к Слониму — перед станцией Озерница.
На этом след бронепоезда, по крайней мере, бумажно-архивный обрывался. Неужели его добили там под Озерницей? Что с экипажем? Уцелел ли кто, спасся?
Нельзя бросать поиск на полпути. Как только ты решил, что попал в тупик, что розыск бессмыслен, вот тут появляется кто-то (кто?) и деликатно подводит тебя к дверце в стене тупика. А попробуй, загляни сюда?
Много раз замечал такое. И полагаю, что когда все средства исчерпаны, подключается некий заоблачный резервуар знаний, и «случайно» открывается новый факт, как бы для поощрения поиска. Ведь это только кажется, что ты ведешь свое расследование сам по себе, и никому нет дела до того, что у тебя в блокноте, в памяти, в голове, в душе. Есть! Это те самые бойцы, о которых ты полагаешь, что они навечно безымянно и никогда не откроются.
А если попробовать начать все сначала, прочертить последний маршрут БЕПО-55 на карте…
Глава третья. ПОСЛЕДНИЙ МАРШРУТ БРОНЕПОЕЗДА
Итак, начало войны БЕПО-55 встретил на путях белостокского вокзала, где располагался штаб 58-го полка, в который он входил. Вечером 23 июня командир полка капитан Александров, штабисты, и резервная рота перешли в броневагоны, и состав двинулся на станцию Волковыск. Паровоз был обращен трубой и лобовыми стеклами будки машиниста на запад, а двигаться пришлось на восток тендером вперед. Времени для перестановки локомотива уже не было.
Заметим и проследим в общих чертах: последний маршрут бронепоезда БП-55 начинался от станции Белосток, шел через станции Волковыск, Зельва, Слоним, Барановичи и закончился на подходах к Орше в районе станции Смолевичи или Плисса, не успев уйти со стратегической магистрали Минск-Москва. До Орши, откуда он должен был повернуть на Могилев, БП-55 не дотянул километров 15, и прекратил свое существование на перегоне Смолевичи-Плисса. Неизвестно, какая участь ждала его в Могилеве, но город серьезно готовился к бою, и бронепоезд мог бы существенно усилить его оборону.
Что происходило с ним на этом маршруте известно весьма смутно, но все же что-то известно.
До Волковыска всего 90 километров, но на этом пути бронепоезд не раз подвергался налетам немецкой авиации. Особенно сильная бомбежка поджидала его в Волковыске.
«В 1 час ночи 24 июня 1941 года вышли с ж.д.ст. Волковыск в направлении ж.д. ст. Зельва, где соединились с частью полка.
В 15.00. часов полк снова был разделен на две колонны — одну под командованием командира полка капитана Александрова, и другую под командованием начальника штаба полка.
Тем не менее, бронепоезд двинулся на Слоним, но, не пройдя и тридцати километров, вынужден был надолго остановиться на станции Зельва. Путь на восток был перерезан немецким десантом, высадившимся в районе станции Озерница на планерах. Сюда же немцы подтянули из захваченного уже Слонима целую дивизию с танками, артиллерией и мотоциклетным батальоном. Прорыв советских войск возглавил полковник-сибиряк Андрей Молев (зам командира 86-й стрелковой дивизии). Именно он сумел организовать содействие разрозненных частей, скопившихся перед разрушенными мостами через реку Зельвянку. Он же подчинил себе и весьма кстати подошедший бронепоезд.
В весьма приближенном изложении командира 9-й дивизии бронепоездов НКВД полковника Истомина этот эпизод (в его донесении вышестоящему начальству) выглядел так:
«В районе Слонима 58-й полк имел стычку с большим авиадесантом, а также вновь подвергся нападению с воздуха и якобы атаке танковых частей. Авиадесант был разогнан и частично уничтожен совместно с казачьим эскадроном частей Красной Армии, который этот десант дорубил окончательно».
Если в самых общих словах, то так оно и было. Разве что заградительная немецкая дивизия «разогнана» не была, а продолжала стоять на пути следующего вала, накатывающих из «белостокского выступа» советских войск. Да и «казачий эскадрон» вовсе не «дорубил десант окончательно», а сам полег на широком поле перед деревней Клепачи, попав под мощный пулеметный огонь мотоциклетного батальона.
И еще несколько строк из того же донесения, посвященных БП-55:
«По данным шофера командира 58-го полка, капитан Александров совместно с отдельными командирами Красной Армии и мелкими войсковыми группами действовал в этом районе предпринял меры к выходу из окружения из района г.Слонима. Дальнейшая судьба командира 58-го полка неизвестна. Есть данные о гибели помощника командира полка майора Егорова и начальника связи полка капитана Рубина».
Почему командир полка капитан Александров принял решение оставить бронепоезд, а дальше пробиваться на восток через леса «мелкими войсковыми группами» остается только догадываться. Скорее всего, паровоз, лишенный брони, был сильно поврежден, и идти на Слоним не мог. Надежд на скорую починку локомотива и восстановление пути было мало. Сидеть в вагонах и ждать новых атак? Ясно было, что бронепоезд, как боевая единица был обречен. Значит, надо пробиваться в Барановичи в обход десанта. Шансы были. Расстояние в тридцать километров можно было пройти за одну ночь. Но… Не прошли. Остались в лесах. Сгинули без вести. А паровоз-то все-таки починили, рельсы срастили и БЕПО-55, на котором оставалось человек семь, не считая паровозной бригады, каким-то чудом проскочил через занятый немцами Слоним, по невзорванным мостам через Щару и канал Огинского, и прибыл на крупную узловую станцию Барановичи. Барановичи находились как раз посредине стратегической железной дороги Берлин-Москва, причем, что до Москвы, что до Берлина было почти равное расстояние – около восьмисот километров. Но командир бронепоезда старший лейтенант Илларион Подгорный мечтал добраться хотя бы до Орши.
Ну, хорошо, маршрут БЕПО-55 продолжился еще километров на сто. А дальше? Куда удалось дойти и что с ним стало? Где они, ответы в конце задачника?
Сколько раз проделывал я этот путь от Зельвы до Слонима и от Слонима до Баранович – и на поездах, и в автомобилях, бродил по окрестным лесам с поисковиками. Многое находилось на заросших тропах и полянах, но ничего такого, что свидетельствовало о следах экипажа бронепоезда. Да, какие там теперь следы, заросшие на нехоженных заброшенных дорогах?!
И вдруг это письмо, словно луч паровозного прожектора в кромешной ночи… Нет, скорее это была «записка капитана Гранта», извлеченная из выловленной в море бутылки. Да, именно записка, а не письмо… Служебная записка, сделанная в первые дни разразившейся войны младшим лейтенантом Квашниным. Ее переслал мне мой старый друг из Петербурга историк Сергей Хаблак. Отыскал в бездонных недрах инета и переслал по электронной почте. Вот она…
Объяснительная записка младшего лейтенанта Квашнина командиру 9-й дивизии войск НКВД по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности полковнику Истомину.
«Доношу, что 23-го 6.41 мною был встречен бронепоезд 58-го железно — дорожного полка. Так как я возвращался из отпуска, не мог найти свою роту, и добраться было не возможно, я доложил командиру БЕПО об этом. Он меня принял на бронепоезд, где я находился до 27.6.41. На ст. Барановичи бронепоезд подвергся неоднократно бомбардировке. Во время бомбардировки были убиты:
— командир отделения тяги ст. с-нт Кольшев, часовой к-ц 1 артрасчета 1-й бронеплощадки Стрычин и два красноармейца были ранены Черкасов и Мальшев. Одновременно был выведен из строя паровоз.
24.6.41 в 11.00 на ст. Барановичи все эшелоны были отправлены в сторону М… (Могилева?), где бронепоезд сопровождал. На пути до станции Погорельцы – (в 20 км от Баранович) был разрушен путь, где мы выходили на ремонт пути. С такими трудностями мы доехали до ст. Жодино.
26.6.41 в 23.30 были окружены танками и десантами противника. В это время на станции находились два воинских эшелона и два эшелона с беженцами. Эшелонам дальше двигаться было некуда, т.к. было взорвано желдор полотно. В это время подъехал МБВ (мотоброневагон – прим авт) неизвестного полка . Совместно стали вести огонь по противнику. Через некоторое время нам сообщили, что танки наши, и мы прекратили огонь. После прекращения огня все эшелоны разгрузили и пошли пешком.
Остался наш бронепоезд с четырьмя чел.: мл л-нт Квашнин, с-т Тавадов, с-т Кручиник и мл с-нт Никанов. С бронепоездом на станции остался МБВ Н-ской части без командного состава и еще зенитная установка с двумя красноармейцами. После прекращения огня напротив нашего бронепоезда был подбит танк, к которому подошли наши и убедились, что танки не наши, а противника.
…Оставшийся личный состав стал вести огонь против вновь появлявшихся танков противника. В это же время появились над эшелоном пять самолетов противника, которые стали бомбить. Ввиду того, что из нашего трофейного бронепоезда нельзя было вести огонь ни по самолетам, ни по танкам противника, а МБВ и зенитная установка прекратили огонь – танки противника вели сильный огонь по нам. И нам пришлось покинуть 27.6.41 бронепоезд.
Мы пытались уехать на автомашине, но противник своим огнем не дал завести грузовик, пришлось короткими перебежками скрыться в лесу. В лесу, от нас оторвался мл с-т Никанов. После всего этого мы искали свое подразделение, но нашли штаб дивизии, а я когда был в окружении, свой партбилет порвал лично.
Мл л-нт Квашнин Сергей Петрович
29.6.41г.»
***
С начала войны и до своего последнего гибельного полустанка БЕПО-55 прошел не более 400 километров. Никаких бортовых журналов, донесений, телеграмм и прочих документов не сохранилось. Тут полный архивный туман. Сохранились лишь две бумаги, по которым можно представить себе последний боевой путь броненосца. Это докладная записка командира 9-й дивизии бронепоездов полковника Истомина и объяснительная записка младшего лейтенанта Сергея Квашнина, который не входил в экипаж, и провел на борту БЕПО 55 около суток.
PS. По данным ОБД «Подвиг народа» командир БЕПО-58 младший лейтенант Квашнин Сергей Петрович пропал без вести. Дата выбытия 01.08.1941
Командир бронепоезда старший лейтенант Илларион Павлович Подгорный по спискам без вести пропавших не проходит. А это значит, что шансов попасть в список уцелевших столько же, сколько оказаться и в реестре погибших. Однако по списку безвозвратных потерь не проходит.
Нет и полного списка экипажа бронепоезда. Из небытия выхвачены лишь несколько фамилий: помощник командира по политической части – политрук Мозговский Виктор Константинович
Помощник по технической части – старший лейтенант Бураченко Леонид Семёнович
Командир взвода разведки и связи – лейтенант Бабкин Николай Андреевич
Командир взвода бронедрезин и тяги – младший лейтенант Микиш Алексей Никифорович
Фельдшер – военфельдшер Махин Виктор Александрович.
Удалось выяснить судьбу командира взвода бронедрезин и тяги младшего лейтенанта Алексея Микиша.
Но в целом бронепоезд по-прежнему остается в тумане.
Глава четвертая. ЖОДИНО: БИТВА БРОНЕПОЕЗДОВ.
И вот тут что выяснилось! Немцы, как известно, люди рачительные, экономные, бережливые. Подбитые бронепоезда они не отправляли в переплавку, а отбирали бронеплощадки, которые еще могли послужить. Перегоняли их на вагоноремонтные заводы. А уж оттуда они выходили в виде самоходных броневагонов разных типов.
Мотоброневагоны снова возвращались на Восточный фронт и курсировали по всей оккупированной Белоруссии, охраняя мосты и рельсы для эшелонов вермахта. Некоторые из них принимали участие в антипартизанских операциях СС и фельджандармерии. Именно в таком качестве вернулись на главную стратегическую магистраль Восточного фронта (Варшава-Минск-Смоленск) восстановленные бронеплощадки бронепоезда БЕПО-55. Железнодорожный монстр в четвертый раз сменил хозяина и флаг державы. А затем, (но это уже после войны) и в пятый раз! Трофейные броневагоны вошли в состав Войска Польского. Их передали по распоряжению командования Советской Армии. Разумеется, ни о каком «Бартоше Главацком» или БЕПО-55 речи тогда не шло. И хотя броневагоны были плоть от плоти того самого злополучного рейдера, теперь на них стояли другие номера и предназначались они для других боев. В конце 40-х начале 50-х годов поляки использовали их в борьбе с бандеровскими «лесными отрядами». Но потом и эти бои стихли. И тогда видавшие виды броневагоны сцепили в музейный бронепоезд и поставили его в Варшавском пригороде в Охоте, как экспонат второй мировой…
… Я просмотрел свой фотоархив и вдруг нашел снимок, где стою на подножке броневагона и машу рукой. И это там, на музейных рельсах Охоты!
Знать бы тогда, что я стою на подножке ТОГО самого бронепоезда, о котором столько читал, который столько искал, и частица которого в виде облезлого подстаканника, стоит на моем рабочем столе. Наверное, выражение лица было бы совсем иное…
***
Ну, а группа капитана Александрова, надо полагать, пропала совершенно безвестно… И вдруг в голову приходит фантастическая мысль: взять и написать письмо министру внутренних дел РФ – «мол, так и так, обращаюсь в ваше ведомство, как в правонаследственное по линии НКВД. В июне 1941 бесследно и безвестно пропал командир 58-го железнодорожного полка НКВД капитан Александров Мефодий Ивлевич. Фигура не рядовая, командир полка все-таки… Помогите узнать его судьбу!» И предвижу ответ: «мол и рады бы, но капитан Александров пропал на территории, принадлежащую сегодня другому, хоть и союзному государству. Не имеем права проводить там какие либо следственные действия… В Белоруссии по всем таким делам действует специализированное подразделение – 52-й батальон. Обратитесь туда».
Батальон делает огромную и важную для общества работу. Но он выступает в поход тогда, когда найдены останки, с ними и работает. А если останки не найдены?
Общая база данных «Мемориал» выдает слегка утешительное сообщение: «К сожалению, не найдено документов по Вашему запросу. Попробуйте уточнить поиск. Возможно, эта информация еще не загружена в базу данных. Работа по обработке и загрузке информации продолжается». Слава Богу – продолжается… Но судьба Мефодия Ивлевича от этого не яснее…
И тут в ареале поиска возникает некое явление, похожее на феномен из фантастического романа о причудах времени. Вдруг именно в этих гиблых для капитана Александрова местах постоянно возникает автомобиль, который носится, как челнок, между Волковыском-Слонимом в Польшу, в Германию… Его водитель молодой человек Дима Козлович возит различные международные грузы, в основном свежие цветы, даже до Москвы их довозит. Ну и что? А то, что это – географическая трасса бронепоезда. Но не в том дело, а в том, что Козлович прирожденный поисковик, у него глаз-алмаз, которому позавидует любой следователь. Во всяком случае, мне он кажется одним из героев знаменитой тройки «чистильщиков» из богомоловского «Момента истины». Кстати, и шиловический лес неподалеку от тех мест, где пропала группа капитана Александрова – под Слонимом. Всякий раз, проезжая через эти места, Козлович Дима, тормозит у деревни Франково, съезжает на обочину, и идет в лес, ведомый неким наитием, которое обуревает именно его и именно здесь… Он идет по заросшим тропам и все время находит следы того времени, тех дней… Находит, фотографирует и присылает их мне. А я тихо или громко охаю, изумляюсь, вразумляюсь, и пытаюсь найти ответ – что же это такое происходит? Капитан Александров избрал шофера-международника своим посредником? Пытается через него что-то сообщить о себе и своей группе? Как делегат связи? Посыльный?… Но ведь сколько же ему открывается тут! Вот позиция немецкого пулемета с хорошим «настрелом»… Вот укрытие радиста и тут же чудом сохранившиеся сухие батареи его радиостанции, обломки арматуры, телефонная трубка, почти целая… А на ветках до сих пор еще висят обрывки антенны. А ведь они все эти десятилетия, хоть ничего и не передавали, но ведь работали на прием, принимая, все пролетающие через село, лес радиосигналы – хоть из космоса, хоть из соседней полеводческой бригады.
Кто может поручится, что капитан Александров не пробивался к своим через Франково, где его поджидала, мощная засада, через окрестный лес, исхоженный вдоль и поперек Козловичем? Никто не поручится, ни один историк, ни один военный археолог… Только сам Александров подаст однажды весть, как только что это сделал – «подарил» Диме капитанскую «шпалу» со своей петлицы. Вот она… Рассматриваю в лупу… Она ли? Откуда я знаю? Довольно и того, что из этого леса, из-под Франково… А Франково в самом логическом месте гибели группы Александрова. Как в песне «Летят и подают нам голоса…» Нам подают… Надо только услышать. Дима слышит…
Глава пятая. ПОЕЗД-ПРИЗРАК
Бронепоезд не иголка, найти след, наверняка, можно. И хотя след отыскался с огромным трудом, однако все еще не полностью.
Говорят, по всей всемирной сети железных дорог странствует некий поезд-призрак. Кто-то видел его наяву, кто-то слышал или читал. Но о нем пишут до сих пор… Почему я так поверил в существование поезда-призрака? Поверил настолько, что в зрелые годы организовал целую научную экспедицию по изучению этого загадочного феномена.
Может быть потому, что первые месяцы моего младенчества, да и первые годы жизни прошли в доме, стоявшем у железнодорожного переезда. И среди самых первых звуков, которые формировали детскую память, был и перестук колес на стрелках, и тяжелый дых паровозов, и трехгласые басовитые гудки, которые машинист подавал перед переездом… А тут еще и запавший в душу рассказ «Чук и Гек» — с его абсолютно детским восприятием мира: «А на одном разъезде бок о бок остановились они рядом с могучим железным бронепоездом. Грозно торчали из башен укутанные брезентом орудия. Красноармейцы весело топали, смеялись и, хлопая варежками, отогревали руки. Но один человек в кожанке стоял возле бронепоезда молчалив и задумчив. И Чук с Геком решили, что это, конечно, командир, который стоит и ожидает, не придёт ли приказ от Ворошилова открыть против врагов бой…
Кругом пожар! В снегу следы!
Идут солдатские ряды.
И волокут из дальних мест
Кривой фашистский флаг и крест.
— Постойте! — закричал им Гек. — Вы не туда идёте! Здесь нельзя!
Но никто не постоял, и его, Гека, не слушали.
В гневе тогда выхватил Гек жестяную сигнальную дуду, ту, что лежала у Чука в картонке из-под ботинок, и загудел так громко, что быстро поднял голову задумчивый командир железного бронепоезда, властно махнул рукой — и разом ударили залпом его тяжёлые и грозные орудия.
— Хорошо! — похвалил Гек. — Только стрельните ещё, а то одного раза им, наверное, мало»…
***
Мы жили в Волковыске и окна нашей комнаты, которую мы снимали у здешнего бондаря, выходили прямо на полотно железной дороги Барановичи-Белосток. Именно по этому пути прошел за пять лет до моего рождения поезд, ставший для меня призраком на долгое время. Точнее, это был бронепоезд. Он прошел мимо нашего дома на второй день войны – 24 июня 1941 года и сгинул, не оставив, казалось, никаких следов, никаких имен… Но ведь его экипаж составляли реальные люди, и десятки тонн железа, брони тоже не могли испариться сами по себе.
Очередная мистика «черной дыры». Как только погружаешься в очередную черную дыру истории, сразу же начинаются необъяснимые «случайности», «совпадения» и прочие «странные сближения». Так и в этот раз, едва занялся «следствием по делу пропавшего бронепоезда», как в метро стали регулярно подавать к моему появлению на платформе тематический состав «Курская дуга» — с фотографиями бронепоезда «Московский метрополитен», сражавшегося под Курском. И раз, и два, и три… Вхожу и понимаю, что это знаковые совпадения, «черной дыре» угодны мои изыскания, заманивания, она втягивает меня поглубже…
Впрочем, заманивает не только этим….
Оказывается, можно вскочить на подножку поезда, который промчался мимо твоего дома за пять лет до твоего рождения! Оказывается, и призраки иногда материализуются… А вот от семейства Подгурских польско-советского офицерства остался, наверное, разве что этот подстаканник в латунном декоре русского модерна… Вот он стоит в моем гостиничном номере в Зельве. Неподалеку та самая станция, на которой уже была отмечена точка траектория этого вещицы. Я расстилаю старую карту 1941 года, кладу на нее компас… Но это только внешний флер времени. Ни единой секундой, никаким прибором или артефактом ничего в общем течении уже не изменишь… Но все равно, кажется, что именно в этот момент произошло некая точечная сварка времени. В одной точке вспыхнула дужка подстаканника, рельс зельвенского полотна, и мысль, глядящего из мрака давно исчезнувшего человека… Подгурского? Подгорного?
***
Чехов говорил, что он может написать рассказ даже о чернильнице. Что же говорить о подстаканнике с ТАКОЙ историей? Тут не то, что рассказ, роман написать можно. Тем более, что история самого бронепоезда еще не закончена. В 2016 году железнодорожный музей в Варшаве-Охоте закрылся. Куда теперь проляжет путь призрака железных дорог?
Белосток-Волковыск-Зельва-Слоним
****
С чувством огромной симпатии выражаю благодарность ученицам Государственного учреждения образования «Жодинская женская гимназия» Анискевич и Боровской за исследовательскую работу «12-й отдельный дивизион бронепоездов (БЕПО №№47,48, 49).
«Вернуть из забвения». Они посвятили свой совсем недевичий труд той самой «битве бронепоездов», которая была помянута в этом рассказе.
Черкашин Николай Андреевич ©
