«МЫ НА ЛОДОЧКЕ КАТАЛИСЬ…»

Полярнинская быль

 

В Полярном ждали шефов из Москвы — артистов и артисток прославленного театра оперетты. Ждать ждали, но времени не теряли. Жизнь в базе шла своим чередом и по суточному плану на подводной лодке Б-641, стоявшей у третьего пирса вторым корпусом с веста, должна была быть прострелка  торпедных аппаратов. Дело это не хитрое: загружается в трубу аппарата торпедоболванка, по виду, весу и габаритам как раз с боевую торпеду, а потом выталкивается (простреливается) сжатым воздухом прямо в гавани. Торпедоболванка неподалеку всплывает, ее поднимают и снова в дело… Командир подводной лодки капитан 3 ранга Дождиков стоял на мостике и нетерпеливо ждал, когда с ТТБ – торпедо-технической базы, а (попросту из торпедохранилища) тамошние матросы прикатят тележку с торпедоболванкой. Наконец-то, прикатили! Дождикову очень хотелось успеть на встречу с московскими артистами, и потому торопил всех:

— Не жарьте клопа, грузите болванку!

Стрела автокрана подняла «изделие» в воздух и подала его к торпедопогрузочному люку.

-Ишь ты, — удивился командир, — покрасили! Как новенькая… Первый, загрузили? Приготовиться к прострелке торпедного аппарата номер один. Товьсь!… Пли!

Торпеда вырвалась из трубы аппарата и пошла, пошла, пошла…!

— Ишь ты, — удивился командир, — как настоящая пошла!

И в ту же секунду он понял, что торпеда и в самом деле НАСТОЯЩАЯ, потому что никакая болванка не даст такого хода (она вообще никакого не дает, поскольку лишена двигателя). Она и в самом деле настоящая, потому, что матросы ТТБ только-только приволокли тележку с настоящей торпедоболванкой – потертой, облупленной, некрашеной, какой всегда и был штатный имитатор торпеды. И вот она, зараза, лежит в своем ложементе и немо укоряет за то, что ее не узнали, перепутали, за то, что вместо нее выпустили новейшую самонаводящуюся торпеду. В это не хотелось верить, но это было именно так… Но самое ужасное – в этот момент в боновые ворота Екатерининской гавани входил торпедолов, доставивший из Североморска группу шефов из театра оперетты во главе с народной артисткой… — назовем ее Екатериной, известной на всю страну певицей.

Торпеда же была акустической, она сама наводилась на шум винтов будь то авианосец или торпедолов, и била в корму беспощадно! Триста килограммов морского тротила не оставила бы от торпедолова даже спасательных кругов на воде. Капитан 3 ранга Дождиков похолодел от ужаса, но не надолго. В считанные секунды он вышел на связь по УКВ с торпедоловом и заорал в микрофон:

— Стоп-машина! Немедленно стопорите ход! Стоп-машина!!!

Командир торпедолова старший мичман Волкоедов приказание немедленно выполнил – застопорил движок и лег в дрейф. Но ветер понес небольшой кораблик прямо на плавбазу «Федор Видяев». Тогда торпедолов отдал якорь и застыл посреди гавани.

Командир эскадры адмирал Парамон, вышедший на соседний пирс встречать дорогих гостей, обомлел от всего увиденного. По счастью, взрыва не последовало, но самонаводящаяся акустическая торпеда, затонув посреди гавани, лишила эскадру не только передвигаться по ней, но даже бить зарядку, стоя у пирсов.

— Товарищ командир, а как  с гостями-то быть? – Прервал тоскливые раздумья адмирала дежурный «по эскадрону».

«Принесло же их на нашу голову!» — Матюгнулся про себя адмирал, но вслух сказал:

— Гостей снять и переправить на шлюпках!

С плавбазы были спущены три шлюпки, они подошли к торпедолову, приняли артистов оперетты, и матросы-гребцы налегли на весла.

— Боже, как красиво! – Воскликнула народная артистка, озирая водную гладь гавани. – Как это похоже на горное озеро! И чайки порхают!

От умиления она запела во весь свой могучий русский голос:

 

Мы на лодочке катались,

Золотисто, золотой…

 

Голос был такой звонкий и громкий, что на него вполне могла бы навестись притаившаяся на грунте акустическая торпеда. Адмирал нервно прохаживался по пирсу. Концерт посреди подплава никак не был оговорен в сценарии приема гостей. Конечно, торпеда САЭТ-60м наводится только на шум винтов, но кто же ее знает, что у нее там, в электронной башке? Да еще радиус наведения 800 метров.

 

Не гребли, а целовались,

Не качай, брат, головой…

 

Гребцы подумали, что их обвиняют в плохой гребле, и прибавили ходу, а адмирал Парамон, тоже принял слова песни на свой счет, и стал держать голову по стойке «смирно».

А с другой шлюпки откликнулись другие голоса:

Из-за острова на стрежень,

На простор морской волны…

Лицо командира эскадры перекосилось, как от зубной боли.

Выплывают расписные

Стеньки Разина челны…

 

Так с песнями во всю ивановскую, точнее во всю Екатерининскую, «расписные челны» и ошвартовались у торпедопогрузочного пирса. Адмирал картинно расцеловал руки певицы, а та рассыпалась в восторгах:

— Какой вы молодец! Как вы здорово все придумали: эти лодочки, эти гребцы! Так романтично!

— Ну, да… — Криво улыбался Парамон. – Мы старались. Очень вас ждали.

 

На третьи сутки водолазы подняли злополучную торпеду. Как раз к тому времени, когда торпедолов должен был отвезти московских шефов обратно.

И снова, но на этот раз с палубы торпедолова, народная артистка СССР Екатерина огласила гавань прекрасным меццо-сопрано:

Мы на лодочке катались…

И под эту замечательную песню командир эскадры драл виновника ЧП капитана 3 ранга Дождикова:

— Ну, что, …лядь, покатались на лодочке, золотисто золотой?! Вы там с болванкой целовались, не качай, …лядь головой! А мы тут артистов спасали. Я бы вам и челна Стеньки Разина не доверил.

— Товарищ адмирал, да

 — Да идите вы на стрежень!