Памяти Таланта Буркулакова, друга-сослуживца

Быль

Шурик – это не имя и не прозвище. Шурик – это фамилия. Старший лейтенант В.А. Шурик, начальник матросского клуба в Н-ском гарнизоне. В прошлой жизни. А в нынешней – заместитель командира подводной лодки по политической части. Зам. 

В те годы ВМФ СССР принимал от промышленности одну подводную лодку за другой. Это был пик мощи и судостроительной деятельности. Подводных лодок было больше, чем некоторых специалистов, замполитов в частности. Вот и шли в «комиссары» офицеры, кому позволяли здоровье и анкетные данные. У Шурика была безупречная анкета, совершенно чистая карточка учета взысканий и очень хорошее здоровье вкупе с партбилетом.

В один прекрасный день вчерашний начальник матросского клуба появился в доке, где готовилась к дальнему походу его подводная лодка. Лодка стояла на кильблоках, в лесах, и Шурик поразился тому, какая она огромная – длинная и высокая. Ее подводная часть была раза в два выше, чем то, что возвышалось над водой. Она напоминала некий диковинный плод – гибрид баклажана, банана и манго. Экипаж и все офицеры жили рядышком – в скособоченной облезшей плавучей казарме (ПКЗ). Плавказарма давно уже выслужила свой срок, но по-прежнему принимала подводников в своих холодных ржавых кубриках с продавленными койками. От вида ПКЗ Шурик просто оторопел, это плавсредство не имело ничего общего с тем ВМФ СССР, который красовался на журнальных обложках и в телепрограмме «Служу Советскому Союзу». Погромыхивая на сорванных ступеньках трапа, он отыскал каюту командира, и бодро доложил:

— Старший лейтенант Шурик прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Командир доклад принял и оглядел нового зама тем оком, каким Тарас Бульба оглядывал прибывшего из бурсы сына: «А, поворотись-ка ты, сынку!»

Командир остался доволен внешним осмотром и тут же поручил заму первое боевое задание.

— Если я правильно понимаю политику партии, — начал он издалека, — то партполитработа должна быть систематической, конкретной и целеустремленной?

— Точно так! – Подтвердил представитель КПСС на корабле.

— Тогда первое боевое задание! Наш кок загремел на гауптвахту. Надо его оттуда забрать. Иначе вся команда останется без обеда. А это чревато. Фильм «Броненосец Потемкин» смотрели? Вот-вот… Все инструкции вам выдаст старпом.

Старший помощник командира капитан-лейтенант Симбирцев выдал инструкции в виде «сабониса» с полутора литрами «шила», трех банок консервов «севрюга в томатном соусе» и тараньку россыпью.

— Это валюта. – Пояснил он. – За нее можно выкупить нашего кока Петрова. И за нее же можно снова посадить, гада. Но сначала надо выкупить и доставить на лодку, иначе команда останется без обеда и ужина. А это ЧП!

— За что его посадили? 

— Набедокурил в увольнении. На «губе» расскажут… Да, и попутная просьба. Раз уж вы будете в городе, загляните в полевой банк. Надо денежное довольствие получить на весь экипаж. Я вам доверенность выпишу. На четырнадцать тысяч девятьсот два рубля и восемь копеек.

Шурик таких деньжищ никогда в руках не держал, и честно в том признался.

— Деньги принесете, ваш рейтинг в экипаже резко поднимется. – Обнадежил его старпом. – У нас доктор внештатный финансист, но он сейчас в отпуске. Кроме него и кроме вас – доверить больше некому. – Вздохнул старпом. – Как говорится, «все пропьют, а флот не опозорят».

— Так мне, наверное, охрана положена? – Растеряно предположил Шурик.

— А вы с собой пистолет возьмите. Да и кок Петров, амбал тот еще. Отобьетесь в случае чего.

Шурик вооружился пистолетом и собрался уже выполнять боевое задание, как к нему подскочил помощник командира тоже старший лейтенант – Руднев.

— Так в городе с Петровым будете? Тогда уж возьмите заодно из ремонта экипажный телевизор. А то матросов занять нечем.

И передал квитанцию на получение телевизора. 

— И еще не в службу, а в дружбу, — попросил старпом, — у нас тут курево кончилось. Хотели механика за сигаретами послать, но его докмейстер загрузил по самые помидоры. Мы тут и деньги собрали, и список составили.

Зам пробежал глазами листок: «БЧ-1 – три пачки папирос «Герцеговина-Флор» и три пачки сигарет «Опал», БЧ-3 – семь пачек сигарет «Дымок» и три пачки сигарет «Ватра» (если будут), БЧ-4 – шесть пачек сигарет «Ту-154» и три коробки папирос «Север», БЧ-5 – десять пачек сигарет «Памир» и пять пачек «Беломора»… В конце списка были обозначены три пачки махорки.

— А махорку-то курит? – Удивился Шурик.

— Махорка от тараканов хорошо помогает. – Пояснил помощник. – Они только ее и бояться. И если будет, возьмите лично для меня пачку нюхательного табака. Я курить бросаю, но буду нюхать, чтобы резко с табаком не рвать…

Шурик никак не ожидал такого количества поручений, но по недолгому размышлению понял, что все эти дела сработают ему во благо — на повышение престижа: вот, мол, пришел новый зам и сразу же в команде телевизор заработал, все жалованье получили, а главное горячей едой запахло – кока из неволи освободил да еще всех куревом снабдил. Дела были несложные, и Шурик не сомневался, что все будет путем. Но улица, как известно, полна неожиданностей, а жизнь умеет подбрасывать сюрпризы. Первый сюрприз поджидал в кабинете начальника гауптвахты – такого же старшего лейтенанта, как и он, только с погонами морской пехоты. Внимательно осмотрев дары подводников, которые Шурик извлек из портфеля, начальник «губы», начгуб, произнес фразу, достойную почтальона Печкина:

— Все это хорошо, только кока я вам не отдам.

— Но почему?

— Из уважения к подводному флоту мы поместили его в нашу лучшую камеру – там, в дверях, вставлено смотровое окошечко из бронестекла. Так он, изверг, его разбил! Кулаком! Так что пока вы мне бронестекло не достанете, я его не выпущу.

— А где оно продается? – С надеждой спросил Шурик.

— В Караганде! – Отрезал начгуб, потом понял, что перед ним стоит старлей с другой планеты, точнее из другого гарнизона, и смягчился.

— Бронестекло можно добыть в Сафоново. Там базируется морская авиация и там же прекрасная свалка разбитых самолетов. Вот вам отвертка, вот вам зубило – действуйте!

Междугородний автобус доставил Шурика в Сафоново, и он отправился на поиски замечательной авиационной свалки. Опрашивая аборигенов, он довольно быстро ее нашел. Свалка была обнесена колючей проволокой с навешенными на нее грозными табличками: «Военный объект», «Охраняется собаками» и уж совсем убийственным напутствием – «Стреляют без предупреждения!» Однако, судя по протоптанной тропе к лазу под «колючку», все эти суровые обещания вовсе не пугали расхитителей казенного цветного металла. Шурик довольно легко преодолел проволочное заграждение, и, облюбовав обескрыленный штурмовик Су-25, стал высекать из него лобовое бронестекло. Острое зубило хорошо вспарывало дюраль, и очень скоро он достиг заветной цели: увесистый пласт бронестекла толщиной в три пальца выпал из овальной рамки. Но тут за спиной раздалось клацанье затвора, и строгий оклик явно с азиатским прононсом спросил его:

— Сытой, хто идот? – И тут же пригрозил. — Сытырлять буду!

Шурик обернулся, прикрывшись на всякий случай бронестеклом.

 Прямо в лицо ему смотрели черный зрачок автоматного ствола и два таких же черных узких глаза. 

— Стою. – Мирно произнес Шурик.

— Сытырляю! – Предупредил охранник.

— Как стреляю?! Я же стою! – Возмутился нарушитель объектного режима.

— Сытырляю, када пабежишь! Айда, в штаб!

И охранник отвел похитителя бронестекла в строение похожее то ли на штаб, то ли на караульное помещение, то ли на бытовку. В штабе-караулке-бытовке Шурик предстал перед начальником свалки, или как тот представился — начальником «режимного объекта №7». Шурик тоже объяснил кто он и зачем здесь. Начальник – такой же старший лейтенант, только с голубыми просветами на погонах кивнул ему на табурет и предложил сигарету. Шурик не курил, но дипломатично задымил вместе с хозяином положения. Выяснилось, что они коллеги: старший лейтенант, который вполне по-свойски назвался Стасиком, замполит караульной роты, охранявшей свалку и другие авиационные объекты. В ответ на рассказ Шурика об арестованном коке и голодном экипаже, коллега поведал о своей проблеме. Его бойцы оформляли ленинскую комнату и приклеили портреты членов Политбюро казеиновым клеем. Ночью, на запах казеина пришли крысы и объели стенд так, что от портретов остались только рожки да ножки.

— Достанешь мне новый комплект портретов, отдам стекло. – Сказал Стасик тоном, который убивал мысль о каком-либо торге. 

— Мы в доке стоим. – Сказал Шурик. – Там ни ленкомнаты, ни портретов…

— Портреты есть на складе ТСП – технических средств пропаганды. Рулит там старший прапорщик, но мы с ним в контрах – он меня к своей жене ревнует. Скажи, что ты приехал к нему специально и издалека, что портреты нужны подводникам, что без них они не смогут выйти в море на выполнение боевой задачи. Ты же инженер человеческих душ! Прожги ему сердце глаголом! Зовут его нежно Лев Львович Типтюк. Он из Харькова. Если бывал в Харькове можешь на земляческих чувствах сыграть.

Шурик тяжело вздохнул, в Харькове он никогда не бывал, притушил сигарету о прожженный табурет, надел фуражку и отправился на склад ТСП прожигать глаголом сердце старшего прапорщика Типтюка.

Начальник склада, как и все начальники всех складов на свете, мгновенно понял, как зависим от него новый проситель и тут же стал набивать цену себе и товару.

— Комплект у меня остался только в одном экземпляре. И то вечером за ним должны приехать из противолодочного полка. 

  Шурик стал рассказывать ему, какую опасность представляет голодная команда, ссылался на фильм «Броненосец «Потемкин» и другие источники, но старпрап был настоящим сатрапом социалистической собственности. Его совершенно не тронула жалостливая история про голодающих подводников. Его снедала дикая складская скука, ему хотелось развлечений:

— Вы в карты играете? – С надеждой спросил он.

— Только в подкидного.

— Давайте хоть в «дурака», что ли… Если выиграете – комплект ваш. А если выиграю я, то…

Типтюк хитро прищурился. Острым нюхом он определил, что в портфеле визитера находится таранька, и ничуть не ошибся. В портфеле Шурика россыпью лежала дюжина пахучих сушеных рыбин, которые он не успел выложить начальнику гауптвахты. 

— Если выиграю я… — интриговал Лев Львович, — то вы ставите на кон тараньку.

Шурик выложил на стол большую аппетитную тарань. Старший прапорщик выставил портрет генсека… Кон был таков – любой портрет равен одной тараньке. В карты Шурик играл плохо и тут же проиграл деликатес, пришлось выложить вторую рыбину. Перетасовал карты, Типтюк снял, пошла игра, и Фортуна улыбнулась заму. Улыбнулась не весь оскал, а на один зуб. Старший прапорщик покрыл проигрыш только одним портретом – членом Политбюро Микояном. Игра закипела с переменным успехом. Шурик отыграл еще пять портретов – товарищей Шелеста, Пельше, Андропова, Кириленко и Динмухамеда Кунаева, но при этом лишился семи таранек. В портфеле оставалось только три рыбины, а в комплекте должны были быть двенадцать портретов людей, представляющих ум, честь и совесть КПСС, а может быть и всей текущей эпохи. В сухом остатке, сушеной рыбы в портфеле не осталось, она все мигрировала в стол начальника склада. 

Типтюк сжалился.

— Ладно, отдам я вам товарищей Подгорного и Черненко в долг. А вы вернете мне потом еще три тараньки.

На том и порешили. Шурик упаковал в опустевший портфель папку с портретами членом Политбюро, и помчался в охранную роту. Коллега пересчитал портреты и отдал бронестекло, которое идеально вошло в портфель. Распрощались, как лучшие друзья:

— Если там что понадобиться – дюраль, миткаль, перкаль – заходи. Все достанем. Хоть всю кабину забирай или даже крыло.

Но Шурик и без крыльев полетел в свой гарнизон выручать кока Петрова. И ведь выручил! Начальник гауптвахты внимательно осмотрел бронестекло, обнюхал и даже на зуб его попробовал.

— Может, на прострел проверим? – Предложил Шурик, достав пистолет. От проверки прочности стекла начгуб отказался. Вид человека с оружием всегда внушает уважение, и начальник гауптвахты не стал выкобениваться, быстро выписал бумагу на досрочное освобождение матроса Петрова.

Кока – Колю Петрова, верзилу и воротилу — привели под конвоем. Начгуб тут же удалил конвоира, и произнес арестанту, теперь уже бывшему, проникновенное напутствие:

— Вот, что, сынок, больше к нам не попадай! А если попадешь, то тогда разбей под настроение вот эти два окна, нам давно рамы сменить надо. – Начальник «губы» оглядел кабинет и добавил: — И вот этот телефон тоже кокнуть можешь, аппарат давно пора сменить.

— А чего тянуть-то? – Угрюмо спросил Петров. – Могу прям счас долбануть…

— «Прям счас» не надо. – Забеспокоился начгуб. – Мне еще позвонить кой-куда надо…

На том и расстались.

Далее по маршруту был полевой банк. Но здесь все получилось намного проще. Единственная проблема: денежное довольствие выдали в пятирублевых и трехрублевых купюрах, и пачки банкнот не только забили весь портфель, но еще и вызывающе торчали из него. Туда же Шурик просунул и восемь копеек, дабы не мешать свои деньги с казенными. В сопровождении телохранителя — двухметрового роста кока Коли – Шурик направился в телеателье, и там без лишних слов получил отремонтированный телевизор «Рекорд». Огромный телевизор, закутанный в пузырчатую пленку, матрос-телохранитель взял под мышку, словно обувную коробку, и моряки сели в рейсовый автобус. На остановке, которая была ближе всего к судоремонтному заводу, Петров слегка замешкался: телевизор не пролезал в дверь, поскольку створки ее не до конца открылись. Тогда Шурик поставил портфель на сиденье и стал помогать Петрову развернуть телевизор, и когда это удалось сделать, и телевизор удачно вытолкнули из салона, он вдруг с ужасом увидел, как некий дядька схватил его портфель и выскочил через переднюю дверь. 

— Жди меня на остановке! – Приказал Шурик матросу и бросился в погоню. Вор бежал быстро, очень быстро. Четырнадцать тысяч девятьсот два рубля и 8 копеек удалялись со скоростью принтера, Шурик же нормы ГТО сдавал лишь в позапрошлом году и то без особых успехов, поэтому расстояние между ними быстро увеличивалось. Страшно было подумать, каково будет предстать на глаза командиру с жалким объяснением – все деньги украли. А сколько лет придется выплачивать пропавшую сумму в 14902 рубля и 8 копеек? Подсчитать срок не было времени… Но самое печальное: мало кто поверит, что такую уйму деньжищ можно было украсть в раз. Станут думать, что зам присвоил их себе. Позора не оберешься, да еще на всех совещаниях и собраниях начнут склонять твою фамилию на все лады: «в войсковой части такой-то по вине зама такого-то произошло хищение месячного денежного довольствия всего экипажа»… Впору было достать пистолет и застрелиться. Тем не менее, Шурик не сбавлял темпа и упорно работал ногами и локтями. И вскоре заметил, как похититель нырнул в подворотню трехэтажного дома. Когда зам вбежал во двор, то никого там не увидел, кроме трех пацанов, которые ремонтировали самокат. 

— Ребята, тут не пробегал… — Одышка мешала говорить, но его прекрасно поняли.

— Пробегал! Он там! В подвал забежал! – Сообщил самый старший и показал на ступени, которые вели в подземную часть дома. Шурик слетел по ним вниз, распахнул дверь и достал пистолет.

— Выходи! – Крикнул он в темноту. – Горбатый, выходи! Не выйдешь, стреляю на поражение!  

     И передернул затвор. Из подвала послышалось шебуршанье.

— Тихо, тихо, командир! Не надо шума! Выхожу… Посторонись.

Шурик, не сводя ствол с подвального проема, поднялся во двор. Из подвала послышалась разудалая песня:

Ровными пачками деньги советские

С полок смотрели на нас…

Из проема вылез ушлый бич с его, шуриковским, портфелем. Он поднимался по ступенькам, лихо распевая:

Помню, досталась мне сумма немалая,

Ровно сто тысяч рублей.

— В портфеле ровно четырнадцать тысяч девятьсот два рубля и восемь копеек. – Уточнил Шурик. — Давай, пересчитывай!

Под дулом пистолета бич стал раскладывать пачки банкнот на скамейке – пятирублевки отдельно, трехрублевки отдельно. 

— Раз, два, три… — Считал он. Шурик справедливо полагал, что пару пачек, могли быть припрятаны в подвале. Но когда вор закончил подсчет, оказалось, что вся наличность на лицо. Не хватало только восьми копеек. Бич долго шарил по карманам, и наскреб шесть копеек, напевая при этом любимую песню:

Здесь, на концерте, я с ней познакомился, 

Начал кутить и гулять. 

Деньги мои все, к несчастию, кончились

Надо идти воровать…

Две копейки Шурик ему простил и отправил восвояси. Бич тут же исчез, но набежали пацаны – они никогда не видели такую груду денег. Шурик, не спеша, отправлял их в портфель, стараясь укладывать плотно-плотно, чтобы банкноты не высовывались из-под клапана.

— Уй, ты! – Восхитился вожак ватаги. – Да тут на пять «великов» хватит!

— На две «Волги». – Уточнил Шурик.

— А мороженного сколько можно накупить! – Обрадовался другой.

— На всю Африку! – Согласился с ним Шурик.

— Это вам столько плотят?! – Удивился старший мальчуган.

— Это мы столько тратим. – Пояснил Шурик, всовывая в раздувшийся портфель последнюю пачку трехрублевок. Он благополучно вышел со двора и направился к остановке, где его поджидал кок Петров с телевизором. Но остановка была совершенно пуста – не было ни кока, ни телевизора. Озадаченный Шурик решил осмотреть окрестности, но его окликнула женщина-киоскерша.

— Вы, наверное, матроса ищите? Так его увезли.

— Кто увез? Куда?

— Машина военная подъехала, надпись на ней «Комендатура», спросили у него документы и увезли.

— А телевизор?

— И телевизор увезли.

Только тут Шурик вспомнил, что «справку об освобождении» хранится у него. А у Петрова не осталось никаких оправдательных документов. Зам остановил такси и помчался в комендатуру. 

Комендант – капитан морской пехоты – встретил Шурика настороженно. Недоверчиво выслушал его историю. Ему явно не хотелось упускать добычу из рук, и занижать цифру в донесении о проделанной работе. Такого богатыря отхватил, да еще с телевизором, наверняка, ворованным. 

Но предъявленный портфель с деньгами и история с голодающим в доке экипажем, лишенного кока, тронула его казенное сердце. Петров стоял перед ним, сминая в своих лапах черную пилотку.

— Кок, говоришь?! – Допытывался он сурово. – Борщ готовить умеешь?

— Так точно. Умею.

— Тебе бы торпеды грузить, а не чумичкой махать. – Изрек капитан. Петров пожал богатырскими плечами, мол, куда назначили, там и служу.

 – Иди на наш камбуз, приготовь борщ, а там видно будет! – Приговорил суровый воинский начальник.

Шурик сопроводил Петрова на маленькую кухоньку, где на газовой плите воители воинского правопорядка разогревали «расход» — то, что присылали им из ближайшего подразделения – судрембата. Из исходных продуктов для борща была только вода и соль. Петров составил список овощей, которые надо закупить в гастрономе, и Шурик двинулся в заготовительный поход. Портфель с деньгами он не мог доверить даже коменданту и потому взял его с собой, нес, едва не прижимая к груди. Гастроном был закрыт на обед, и Шурик отправился на ближайший рынок, предусмотрительно переодевшись «по-гражданке» — фуражка без «краба», китель без погон. По правилам хорошего тона советский офицер не имел права появляться на рынке в форме. Поэтому и «краб», и отстегнутые погоны Шурик упрятал в карманы брюк и теперь походил на моряка торгового флота. 

— Моряк вразвалочку сошел на берег… — Подмигнула ему деваха, явно с местной «стометровки», на которой рыбаки после долгого рейса находили себе временных подруг. – Меня, между прочим, Шармута зовут. А тебя?

И она улыбнулась так заразительно, что Шурик невольно ответил:

— А меня Петя.

Он назвал первое пришедшее в голову имя, но Шармуте имя очень понравилось:

— Петя! Так редко услышишь теперь. У меня дед был Петр… Можно я тебя буду Петюней звать?

— Можно. – Согласился Шурик, не зная, как отвязаться от навязчивой дамы. И тут его осенило:

— Шура, мне нужна твоя помощь!

— Ой, да за милую душу, Петюня, о чем речь? Помогу в два счета! – Обрадовалась Шармута. – А ты откуда мое имя знаешь? Может уже встречались?

— Ну, раз Шармута, значит, Шура для краткости.

— Скажи, какой догадливый! – Изумилась жрица портовой любви. — Я как раз Шура и есть. Шура Мутовкина, сокращенно Шармута.

Шурик передал ей список продуктов:

— Вот все это прикупить надо. Ты рынок лучше меня знаешь, где, что, почем…

— Ой, да я тебе такой борщ сварю! Я же повар первой категории, в ресторане работала. Ты где живешь? 

— Да я тут рядышком.

— Так! Стой здесь! Давай деньги, я быстро обернусь.

Шурик, зажав драгоценный портфель между ног, достал из нагрудного кармана «четвертак» и отдал Шармуте. Та исчезла в мгновение ока, оставив знакомца в больших сомнениях: «Принесет, не принесет?»

В ожидании девахи, Шурик присел за столик уличной чайной, заказал кофе. Не успели принести кофе, как к нему подсела немолодая цыганка – пестрая, кудлатая, вся в бусах, браслетах, кольцах…

— Дорогой, давай погадаю, бриллиантовый мой! Я не цыганка, я сербиянка, всю правду тебе скажу! Сердце твое одиноко, но оно любви ждет. А любовь рядом с тобой. Ты в высоком доме живешь, а она еще выше. 

«А ведь похоже на правду!» — Удивился Шурик.

— Хочешь, я сделаю так, что она сама к тебе придет и в дверь твою постучит? Я не цыганка, я сербиянка, далеко вижу, издалека могу. Мне денег не надо. Я красаву твою к тебе приворожу. Только достань какую-нибудь денежку и держи ее крепко. Мне денег не надо. Я тебе бесплатно все скажу. Ты моряк, я дочь моря, одним духом живем, одной волей, под одним Богом ходим…

Шурик достал из кителя последний «червонец».

— Сложи бумажку вдвое. Так. А теперь еще раз. И еще… Зовут твою зазнобу Надежда, Надя. Ты ее в жены возьмешь. Она тебе верной будет… Еще раз сложи денежку. Так.

Шурик сложил червонец в восемь раз, пока тот не превратился в бумажный комочек.

Цыганка извлекла из рукава зеркальце.

— Положи сюда. Так надо – тогда зеркальце всю правду скажет. Не бойся, не бойся, мне денег не надо.

Шурик положил сверточек на стекло. Цыганка одобрительно кивнула головой.

— Домой вернешься, у порога ее встретишь. Ее сердце, как костер на ветру запылает… Дунь сюда!

Она подставила ему зеркальце, Шурик дунул, и бумажка исчезла, в ту же секунду исчезла и ворожея. «Черт с ней! – Без сожаления подумал Шурик и огляделся вокруг – не идет ли Шармута? И вдруг торкнуло – портфель! Где портфель? Портфель исчез тоже… Только что он был здесь, под ногами, и вот убийственная пустота… Злополучные четырнадцать тысяч снова исчезли, и, похоже, уже навсегда. С цыганками шутки плохи, развесил уши, кретин! И бежать не за кем! Вокруг толпа, базарная толпа. Шурик ощупал карманы – пистолет, партбилет, удостоверение личности – все на месте. Нет только портфеля! Премерзко заныло сердце… Гадалка, сволочь, обвела вокруг своего зеркальца, как последнего лоха!

И тут пришла Шармута с двумя авоськами – картошка, капуста, лук, свекла, морковь и добрый кусок мяса на кости…

— Что случилось, Петюня?! На тебе лица нет!

— Портфеля нет… Там деньги были. Много денег… — Бормотал он. – Цыганка мне гадала… Наверное, увела…

— Ах, цыганка?! Молодая или пожилая?

— Пожилая.

— Ну, тогда ты попал. Это такая прошмандовка! Это такая прохиндейка… Стой здесь! Никуда не ходи. Жди меня!

Она вручила ему авоськи и скрылась в толпе. 

Шурик горестно окаменел. Доложить, что портфель с деньгами увела цыганка – мало того, что не поверят, так еще и на смех поднимут – на жестокий презрительный смех. А после смеха врежут под самый дых… Снимут с должности, исключат из партии, уволят с флота, а то и под суд отдадут… Таким теперь виделось ближайшее будущее. И изменить его могло только чудо. И чудо произошло: оно явилось в образе базарной дивы Шармуты. Шальная деваха несла в руке заветный портфель, и, судя по его одутловатости, он был все еще полон. Шурик бросился ей на встречу. И только авоськи, оттягивающие руки, помешали ему обнять спасительницу.

— Ну, пошли борщ варить, Петюня! – Насмешливо позвала она. И они пошли. И Шармута весьма деятельно помогла коку Петрову нарезать капусту, лук, свеклу, сделала превосходную зажарку, а потом, когда борщ был почти готов, добавила в кастрюлю пригоршню чернослива. 

     Борщ вышел на славу – огненно-бордовый, наваристый, густой, ароматный… Пробу снимал на камбузе сам комендант. После первой, а затем второй и третьей ложки, он ненароком опустошил всю тарелку, перевел дух и сказал:

— Всяко едал, но такое – впервые! Пять шаров! Свободен, кок! А то, может, у нас послужишь?

— Только после ДМБ. – Дипломатично ответил Петров.

Капитан морской пехоты опорожнил вторую миску борща, и совсем подобрел:

— Вот все считают, что в комендатуре одни звери служат. А мы ведь такие же люди, как и вы. Только более требовательные к себе и к вам… Вот возьму да и отвезу вас по месту службы вместе с вашим телевизором.

— Это было бы очень гуманно с вашей стороны. – Одобрил Шурик комендантское благопожелание.

— Н-да, жизнь не школа гуманизма… Но тем не менее.

    Комендант самолично подвез их на служебном «газоне» прямо к будке КПП.

Путь на родной корабль был открыт! Но этот выстраданный путь преградила женщина в черной гимнастерке с зелеными петлицами, в синем берете, за спиной у нее торчал карабин. Она застопорила турникет КПП и сурово спросила:

— Что несем?

Боец военизированной охраны она тщательно осмотрела телевизор и даже потребовала снять заднюю крышку, дабы удостовериться, что внутрь корпуса не засунуты бутылки с водкой. Убедившись, что телевизор пуст, она потребовала пропуск на территорию СРЗ (судоремонтного завода). Но пропусков не было. Пропуск Петрова остался на гауптвахте, а свой пропуск Шурик еще не успел оформить.

— Не пущу! – Уперлась стражница. И не было той силы, которая бы могла ее разжалобить или поколебать. По великому счастью комендант еще не успел отъехать, и Шурик бросился к нему за помощью. 

— Садитесь в машину. – Распорядился капитан. Сели, придавив колени тяжелым телевизором. Машину военного коменданта «вохрушка» пропустила. К плавказарме дока Шурик подъехал как настоящий триумфатор: шутка ли – гроза гарнизона начальник комендатуры сам привез его к месту службы, да еще доставил телевизор, не говоря уже о коке. За всю историю докования подводных лодок такого еще не бывало!

Кок Петров немедленно был отправлен на камбуз исполнять прямые обязанности. Коробку, набитую разномастными сигаретными пачками, Шурик вручил помощнику, а деньги стал раздавать по ведомости, как заправский финансист. Покончив с этим муторным делом, и убедившись, что все сошлось вплоть до восьми копеек, Шурик отправился в отведенную ему каюту. Ему очень хотелось отдохнуть от приключений своего первого служебного дня. Ржавая железная коробка каюты порадовала его застланной койкой, откидным столиком, и персональным умывальником, в котором, правда, не было воды. Железный платяной шкаф он открыть не рискнул – из него доносился подозрительный писк, скорее крысы свили там гнездо. Шурик не успел открыть все достоинства и недостатки своего нового жилья – в дверь постучал вестовой:

— Вас командир к себе зовет.

     В каюте командира немногим более обустроенной, чем замовское жилье, находился и старпом, который ввинчивал штопор в пробку коньячной бутылки.

— Вот собрались «малым хуралом», чтобы поздравить вас с началом службы в нашем экипаже. – Торжественно объявил командир. Слух о том, что новый зам приехал на машине коменданта с коком и телевизором дошел и до него. И судя по всему, эта информация произвела должное впечатление. 

— А «большой хурал» — это мы втроем плюс помощник и механик. – Пояснил старпом, разливая коньяк по граненым стаканам. — Ну и в особых случаях доктор, как парторг.

— Так что за вас, — поднял стакан командир, — как за члена малого и большого «хурала».

— Ура! – Сказал старпом в рифму с «хурал».

— Носом к морю! – завершил тост командир.

— Быть добру! – подтвердил старпом. И Шурик, осушив стакан, понял, что его принимают в экипаж подводной лодки, и этот прием, пожалуй, даже важнее, чем прием в партию.

***

Вместо послесловия. А кок Петров и Шармута, она же Александра Мутовкина, поженились. И на свою свадьбу вдвоем сварили тот самый потрясающий борщ, который приготовили вместе в комендатуре. И я там был, тот борщ хлебал, ром-пиво пил, по усам текло, да и в рот маленько попало…