Байка
«Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу».
В. Черномырдин
Подводная лодка шла на глубине ста метров, разверзая толщу Средиземного моря. Командирскую вахту нес старпом, а командир сидел в кают-компании, обхватив голову, которая раскалывалась от насущных проблем: вышел из строя электродвигатель экономхода – раз, радисты не приняли квитанцию на переданную шифровку – два, трюмные засолили воду в цистерне пресной воды – три… Четвертую проблему принес доктор. Он заглянул в кают-компанию и, застав командира в одиночестве, изложил проблему «номер четыре»:
— Товарищ командир, мичман Адильмагамбетов просит меня сделать ему операцию.
— Аппендикс удалить?
— Если бы… Тут дело интимное. – Доктор понизил голос до шумового фона отсечного вентилятора. – Он просит, хитан ему сделать. Обрезание, по-нашему…
— Вот, что доктор, не до твоих хохм сейчас! Шел бы ты со своим хатаном, не скажу куда!
— С хитаном… Товарищ командир, я ему то же самое сказал. Но он заявил, что если я не помогу, то сделает хитан сам или боцмана-земляка попросит. А это чревато: занесет инфекцию и придется уже не обрезание делать, а ампутацию.
— Скажи ему, что если он сделает себе это хи… ха… это харакири, я его под суд отдам за членовредительство! Как можно, на боевой службе приводить себя в небоеспособное состояние?! Это воинское преступление!
— Товарищ командир, я ему то же самое сказал… Мол потерпи до возвращения на базу. Я там в госпитале все тебе в лучшем виде сделаю… Он говорит: «я вещий сон видел – скоро умру в море. Если хитан не сделаю, то в рай не попаду. Сейчас надо…
— Док, ты меня уже достал! Тут религия, иди к заму и решай этот вопрос с ним.
— Товарищ командир, я уже был у него. Замполит категорически против. Говорит, что это религиозный ритуал, и его нельзя проводить на корабле, где все коммунисты и комсомольцы за исключением этого самого мичмана Адильмагамбетова. Это все равно что, говорит, если б коки яйца на Пасху покрасили.
— Ну, яиц у нас, слава Богу давно уже нет. С июня на яичный порошок перешли… Но с хитином надо что-то делать…
— С хитаном.
— Да один хер! Мало у меня забот, так ты еще тут головоломку подбросил…
— Головоломкой я бы это не назвал… Тут другое название на языке вертится. Но я с ним еще раз поговорю. У нас же заход в Бизерту планируется. Отведу его в мечеть или в клинику, там ему все как надо сделают.
— Отставить мечеть, отставить клинику… Он же советский моряк. Местная пресса этот факт так распишет, что нам с тобой самим командир эскадры этот хутаб сделают.
— Хитан.
— Да какая на хрен разница! Думай, доктор! Какие еще варианты?
— А что если…
— Ну, рожай!
— Если я заведу его в какое-нибудь безлюдное место и там втихаря все сделаю?
— Где ты на лодке видел безлюдное место?
— Ну, скажем, у вас в каюте…
— Еще чего не хватало! Абортарий в командирской каюте разводить!
— Замполит-то в своей не позволит.
— У него нельзя, у него там шифрпост.
— Если только к старпому? Но у него там комбриг живет.
— К помощнику нельзя. У него в каюте секретная часть. Посторонним вход воспрещен. — Остается только каюта механика.
— Механик не согласится выводить из строя старшину команды электриков. Адильмагамбетов – это его опора и надежа… Да, и потом. Ты знаешь, я знаю, механик, сам мичман… Тайна четырех уже не тайна. Расползется по всем сусекам… Ладно, отложим до Бизерты. Люди уйдут в город… Там что-нибудь придумаем… А заму я скажу, чтобы он с ним воспитательную работу провел насчет упаднических сновидений. Ишь, придумал, умрет он боевой службе… На боевой службе можно погибать только смертью героя. Так и скажи ему. Только лучше будет, если он дотянет до бербазы.
И командир поговорил с замом. Но зам отказался вести индивидуальную работу с мичманом Адильмагамбетов; сослался на то, что он не знает Корана, а главное, что все неврозы по части сновидений – это прерогатива доктора. Доктор снимал депрессию Адильмагамбетова медикаментозным способом — с помощью витаминных шариков, положив их в коробочку с серьезной этикеткой «Антидепрессанты».
В конце концов, командир призвал к себе мичмана Адильмагамбетова.
— Ну, что ты там, сынок, учудил? Оно тебе надо? – Ласково спросил он.
— Товарищ командир, мне уже три раза черный петух снился. А это значит, что мне кирдык. Отец перед смертью тоже черного петуха видел…
— Ну, и что?! Подумаешь, я этих петухов можно сказать, каждую ночь, вижу. И ничего, живу… И в крайности не бросаюсь. И в рай не прошусь. Все равно не пустят… Я это твердо знаю. И тебя не пустят.
— Почему?
— Потому что у тебя в карточке учета семь неснятых взысканий от старпома.
— Там одно ваше. – Уточнил Адильмагамбетов.
— И одно мое. – Согласился командир. – За пререкания. А старпом тебе шесть раз накладывал взыскание за сон на вахте. В общем, таких не берут в райские жители! Вот так-то, Петр Ингунович. Есть о чем подумать, кроме хинтана.
— Хитана. – Поправил его мичман.
— Тем более! Ну, допустим, помрешь ты, не дай Бог, после всех твоих черных петухов. И что? Куда нам потом тело твое девать в условиях боевой службы? Ты подумал об этом?
— Подумал. В холодильник можно. Там все равно уже мяса нет. Пустой он. Я узнавал… Механик сказал, что у него гроб есть – надувной, плавучий…
— А ты про экипаж подумал? Какой «грубпроступок» ты на нас повесишь? Да за такое ЧП доктора снимут, меня накажут и замполита, и механику мало не покажется…
Как бы там ни было, но до Бизерты пациент начальника медслужбы дотянул. Лодка ошвартовалась в порту. Началась заграничная жизнь: моряки «пятерками» ходили по городу, тратили валюту на подарки, иногда их возили на экскурсии по городу, музеям, паркам. Была поездка и в городской зоосад, который славился не только зебрами и жирафами из окрестных африканских прерий, но и редкостными кустарниковыми и древовидными растениями типа баобаб, пальма,
Перед самым культпоходом, командир пригласил в каюту зама и доктора и поставил им задачу: обеспечить проведение операции «Хитан» с соблюдением максимальной скрытности.
— Доктор, сколько времени займет операция?
— Минут пять не больше вместе с наложением повязки.
— Надеюсь, все пройдет без наркоза?
— Даже без местного обезболивания.
— Ну, это жестоко. – Пожалел Адильмагамбетова командир. – Ты бы ему там заморозку сделал.
— Боюсь, отморозить, товарищ командир, лучше так. Потерпит ради веры.
— Тогда слушайте сюда, — изложил свой стратегический план командир, — когда все пойдут смотреть зверей, вы втроем уйдете в местные заросли и там быстро все сделаете.
— А я-то там зачем? – Удивился зам.
— А вы Василий Сергеевич, будете на шухере стоять. Или на атасе. Как вам угодно.
— Я?!! – Изумился зам.
— Ну, не я же?! Не нравится «на атасе», назовите это «на контроле скрытности операции»…
Дело конфиденциальное, конфессиональное, одним словом, гуманитарное. Вот и обеспечивайте. Хорошо еще что, кроме нас троих никто не в курсе. И вообще, я иду на все это только из уважения к механику, чтобы тот не лишился своего лучшего специалиста.
— Да, — добавил доктор. – Надо с уважением относится к чужим обычаям даже если они не того…
— Одним словом, даешь мультикультурность и толерантность! – Подытожил командир. — Вперед и с песней!
Насчет песни, это он ради красного словца сказанул. Какие тут могут быть песни, когда люди на такое дело идут. На хитан!
«Капитан, капитан, улыбнитесь…» Нет, не годится. В голове зама вертелся лирический диск: «Любовь кольцо, а у кольца начала нет, и нет конца». Тоже не в тему. В конце концов, он скомандовал себе бодрую мелодию – «Не плачь, девчонка, ты только жди. Матрос вернется, пройдут дожди!»
Вечером в каюту командира постучался доктор.
— Ну, что, сделал?
— Никак нет, товарищ командир.
— Что-то помешало?
— Ничего не помешало. Прибыли мы в зоосад. Вижу, очень удобные заросли акации. Народ пошел обезьян смотреть, а мы в кусты ушли. Я достал инструментарий, смотрю, а скальпель-то я не тот взял. И им иногда колбасу режу. Твердокопченую. И штурман берет карандаши затачивать. Ну, не годится этот инструмент для операций. А рядом, за оградой костел. Я говорю Адильмагамбетову: у тебя мама русская. Фамилию ты отцовскую взял, а веру материнскую прими. Маме приятно будет. Пойдем в храм, окрестишься… Там тебя в воду окунут, смотри какая жара стоит! Охладишься маленько. И в рай тебя примут крещеного. Он мне говорит – «не примут меня в рай. У меня шесть не снятых взысканий». Я говорю, примут: командир их все снимет. Примут: ты ведь «шило» не пьешь, не куришь, опять же «мастер военного дела», УМЛ закончил. Не женат. Примут!
Он подумал, подумал и пошли мы в костел. В общем, окрестили Адильмагамбетова в католическую веру.
— Ну, док, ты молоток! Тебе бы надо было в замполиты идти! Это ж надо как провернул! Безо всякого хитаба!
— Хитана…
— Ну, пусть будет по-твоему…
— Товарищ командир, только с него надо ранее наложенные взыскания снять. Я ему обещал.
— Да, снимем, снимем! – Радостно потирал руки командир. – Надо будет, новые наложим…
В родную базу вернулись без замечаний, без членовредительства, а главное, надувной гроб не понадобился…
Байка
«Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу».
В. Черномырдин
Подводная лодка шла на глубине ста метров, разверзая толщу Средиземного моря. Командирскую вахту нес старпом, а командир сидел в кают-компании, обхватив голову, которая раскалывалась от насущных проблем: вышел из строя электродвигатель экономхода – раз, радисты не приняли квитанцию на переданную шифровку – два, трюмные засолили воду в цистерне пресной воды – три… Четвертую проблему принес доктор. Он заглянул в кают-компанию и, застав командира в одиночестве, изложил проблему «номер четыре»:
— Товарищ командир, мичман Адильмагамбетов просит меня сделать ему операцию.
— Аппендикс удалить?
— Если бы… Тут дело интимное. – Доктор понизил голос до шумового фона отсечного вентилятора. – Он просит, хитан ему сделать. Обрезание, по-нашему…
— Вот, что доктор, не до твоих хохм сейчас! Шел бы ты со своим хатаном, не скажу куда!
— С хитаном… Товарищ командир, я ему то же самое сказал. Но он заявил, что если я не помогу, то сделает хитан сам или боцмана-земляка попросит. А это чревато: занесет инфекцию и придется уже не обрезание делать, а ампутацию.
— Скажи ему, что если он сделает себе это хи… ха… это харакири, я его под суд отдам за членовредительство! Как можно, на боевой службе приводить себя в небоеспособное состояние?! Это воинское преступление!
— Товарищ командир, я ему то же самое сказал… Мол потерпи до возвращения на базу. Я там в госпитале все тебе в лучшем виде сделаю… Он говорит: «я вещий сон видел – скоро умру в море. Если хитан не сделаю, то в рай не попаду. Сейчас надо…
— Док, ты меня уже достал! Тут религия, иди к заму и решай этот вопрос с ним.
— Товарищ командир, я уже был у него. Замполит категорически против. Говорит, что это религиозный ритуал, и его нельзя проводить на корабле, где все коммунисты и комсомольцы за исключением этого самого мичмана Адильмагамбетова. Это все равно что, говорит, если б коки яйца на Пасху покрасили.
— Ну, яиц у нас, слава Богу давно уже нет. С июня на яичный порошок перешли… Но с хитином надо что-то делать…
— С хитаном.
— Да один хер! Мало у меня забот, так ты еще тут головоломку подбросил…
— Головоломкой я бы это не назвал… Тут другое название на языке вертится. Но я с ним еще раз поговорю. У нас же заход в Бизерту планируется. Отведу его в мечеть или в клинику, там ему все как надо сделают.
— Отставить мечеть, отставить клинику… Он же советский моряк. Местная пресса этот факт так распишет, что нам с тобой самим командир эскадры этот хутаб сделают.
— Хитан.
— Да какая на хрен разница! Думай, доктор! Какие еще варианты?
— А что если…
— Ну, рожай!
— Если я заведу его в какое-нибудь безлюдное место и там втихаря все сделаю?
— Где ты на лодке видел безлюдное место?
— Ну, скажем, у вас в каюте…
— Еще чего не хватало! Абортарий в командирской каюте разводить!
— Замполит-то в своей не позволит.
— У него нельзя, у него там шифрпост.
— Если только к старпому? Но у него там комбриг живет.
— К помощнику нельзя. У него в каюте секретная часть. Посторонним вход воспрещен. — Остается только каюта механика.
— Механик не согласится выводить из строя старшину команды электриков. Адильмагамбетов – это его опора и надежа… Да, и потом. Ты знаешь, я знаю, механик, сам мичман… Тайна четырех уже не тайна. Расползется по всем сусекам… Ладно, отложим до Бизерты. Люди уйдут в город… Там что-нибудь придумаем… А заму я скажу, чтобы он с ним воспитательную работу провел насчет упаднических сновидений. Ишь, придумал, умрет он боевой службе… На боевой службе можно погибать только смертью героя. Так и скажи ему. Только лучше будет, если он дотянет до бербазы.
И командир поговорил с замом. Но зам отказался вести индивидуальную работу с мичманом Адильмагамбетов; сослался на то, что он не знает Корана, а главное, что все неврозы по части сновидений – это прерогатива доктора. Доктор снимал депрессию Адильмагамбетова медикаментозным способом — с помощью витаминных шариков, положив их в коробочку с серьезной этикеткой «Антидепрессанты».
В конце концов, командир призвал к себе мичмана Адильмагамбетова.
— Ну, что ты там, сынок, учудил? Оно тебе надо? – Ласково спросил он.
— Товарищ командир, мне уже три раза черный петух снился. А это значит, что мне кирдык. Отец перед смертью тоже черного петуха видел…
— Ну, и что?! Подумаешь, я этих петухов можно сказать, каждую ночь, вижу. И ничего, живу… И в крайности не бросаюсь. И в рай не прошусь. Все равно не пустят… Я это твердо знаю. И тебя не пустят.
— Почему?
— Потому что у тебя в карточке учета семь неснятых взысканий от старпома.
— Там одно ваше. – Уточнил Адильмагамбетов.
— И одно мое. – Согласился командир. – За пререкания. А старпом тебе шесть раз накладывал взыскание за сон на вахте. В общем, таких не берут в райские жители! Вот так-то, Петр Ингунович. Есть о чем подумать, кроме хинтана.
— Хитана. – Поправил его мичман.
— Тем более! Ну, допустим, помрешь ты, не дай Бог, после всех твоих черных петухов. И что? Куда нам потом тело твое девать в условиях боевой службы? Ты подумал об этом?
— Подумал. В холодильник можно. Там все равно уже мяса нет. Пустой он. Я узнавал… Механик сказал, что у него гроб есть – надувной, плавучий…
— А ты про экипаж подумал? Какой «грубпроступок» ты на нас повесишь? Да за такое ЧП доктора снимут, меня накажут и замполита, и механику мало не покажется…
Как бы там ни было, но до Бизерты пациент начальника медслужбы дотянул. Лодка ошвартовалась в порту. Началась заграничная жизнь: моряки «пятерками» ходили по городу, тратили валюту на подарки, иногда их возили на экскурсии по городу, музеям, паркам. Была поездка и в городской зоосад, который славился не только зебрами и жирафами из окрестных африканских прерий, но и редкостными кустарниковыми и древовидными растениями типа баобаб, пальма,
Перед самым культпоходом, командир пригласил в каюту зама и доктора и поставил им задачу: обеспечить проведение операции «Хитан» с соблюдением максимальной скрытности.
— Доктор, сколько времени займет операция?
— Минут пять не больше вместе с наложением повязки.
— Надеюсь, все пройдет без наркоза?
— Даже без местного обезболивания.
— Ну, это жестоко. – Пожалел Адильмагамбетова командир. – Ты бы ему там заморозку сделал.
— Боюсь, отморозить, товарищ командир, лучше так. Потерпит ради веры.
— Тогда слушайте сюда, — изложил свой стратегический план командир, — когда все пойдут смотреть зверей, вы втроем уйдете в местные заросли и там быстро все сделаете.
— А я-то там зачем? – Удивился зам.
— А вы Василий Сергеевич, будете на шухере стоять. Или на атасе. Как вам угодно.
— Я?!! – Изумился зам.
— Ну, не я же?! Не нравится «на атасе», назовите это «на контроле скрытности операции»…
Дело конфиденциальное, конфессиональное, одним словом, гуманитарное. Вот и обеспечивайте. Хорошо еще что, кроме нас троих никто не в курсе. И вообще, я иду на все это только из уважения к механику, чтобы тот не лишился своего лучшего специалиста.
— Да, — добавил доктор. – Надо с уважением относится к чужим обычаям даже если они не того…
— Одним словом, даешь мультикультурность и толерантность! – Подытожил командир. — Вперед и с песней!
Насчет песни, это он ради красного словца сказанул. Какие тут могут быть песни, когда люди на такое дело идут. На хитан!
«Капитан, капитан, улыбнитесь…» Нет, не годится. В голове зама вертелся лирический диск: «Любовь кольцо, а у кольца начала нет, и нет конца». Тоже не в тему. В конце концов, он скомандовал себе бодрую мелодию – «Не плачь, девчонка, ты только жди. Матрос вернется, пройдут дожди!»
Вечером в каюту командира постучался доктор.
— Ну, что, сделал?
— Никак нет, товарищ командир.
— Что-то помешало?
— Ничего не помешало. Прибыли мы в зоосад. Вижу, очень удобные заросли акации. Народ пошел обезьян смотреть, а мы в кусты ушли. Я достал инструментарий, смотрю, а скальпель-то я не тот взял. И им иногда колбасу режу. Твердокопченую. И штурман берет карандаши затачивать. Ну, не годится этот инструмент для операций. А рядом, за оградой костел. Я говорю Адильмагамбетову: у тебя мама русская. Фамилию ты отцовскую взял, а веру материнскую прими. Маме приятно будет. Пойдем в храм, окрестишься… Там тебя в воду окунут, смотри какая жара стоит! Охладишься маленько. И в рай тебя примут крещеного. Он мне говорит – «не примут меня в рай. У меня шесть не снятых взысканий». Я говорю, примут: командир их все снимет. Примут: ты ведь «шило» не пьешь, не куришь, опять же «мастер военного дела», УМЛ закончил. Не женат. Примут!
Он подумал, подумал и пошли мы в костел. В общем, окрестили Адильмагамбетова в католическую веру.
— Ну, док, ты молоток! Тебе бы надо было в замполиты идти! Это ж надо как провернул! Безо всякого хитаба!
— Хитана…
— Ну, пусть будет по-твоему…
— Товарищ командир, только с него надо ранее наложенные взыскания снять. Я ему обещал.
— Да, снимем, снимем! – Радостно потирал руки командир. – Надо будет, новые наложим…
В родную базу вернулись без замечаний, без членовредительства, а главное, надувной гроб не понадобился…
Черкашин Николай Андреевич ©
