Байка-быль
«В харизме надо родиться».
В. Черномырдин
Действующие лица:
***
Чаще всего командующий флотом летал в Москву самолетом, собственным бортом. Но это по вызовам в Главный штаб, а в отпуск предпочитал ездить поездом, любимой «Арктикой» в вагоне СВ, в двухместном купе. Обычно адъютант выкупал и второе свободное место для того, чтобы покой адмирала в пути не нарушало ничье присутствие. Для Егорова это была редкая возможность побыть наедине с самим с собой, собраться с мыслями, слегка отдохнуть. А тут, то ли адъютант не успел, то ли мест свободных не было… Едва адмирал флота переоделся в теплую дорожную пижаму, как на пороге возник бравый лейтенант в черной заснеженной шинели и парадной фуражке.
— Здравия вам желаю!
— И вам не хворать! – Ответил немало удивленный вторжением нежданного гостя адмирал флота. – Вы до Москвы?
— Еще дальше – до Самары. – Радостно сообщил Симаков. — В Москве пересадку сделаю.
— Интересно, с каких это пор лейтенанты стали в СВ ездить?
— Решил шикануть по случаю отпуска: дай, думаю, хоть раз в жизни в мягком проеду. А вдруг повезет – соседка блондинкой окажется? У нас штурман однажды тоже в СВ ехал, такой роман закрутил! Ух…
— Нда… Не повезло вам. – Посочувствовал Егоров и усмехнулся. — Вместо красивой блондинки – старый серебряный блондин.
— Ничего, папаша, как-нибудь доберемся! А с блондинкой в Москве повезет. До Самары еще сутки ехать.
Слово «папаша» резануло ухо, но Егоров решил не выходить из образа попутчика-папаши. Его забавляла роль неузнаного халифа. Лейтенант снял шинель, повесил ее на плечики, и Егоров, пробежавшись глазами по офицерской тужурке, изумился тому, что все на ней, начиная от звездочек на погонах, кончая самими погонами и даже знаком об окончании ВВМУ, все было самодельным, сработанным вручную, то есть не уставным. Особенно поражала фуражка с удаленным распорным кольцом. Поля тульи обвисали эдаким пижонским полугрибом. Твое счастье, лейтенант, что не нарвался ты на офицерский патруль на вокзале!
— Странная у вас фуражечка, товарищ лейтенант! – Не удержался Егоров.
— Нормальная. Так командиры немецких подлодок носили. Меня, между прочим, Николаем зовут! А вас?
— А меня Георгием Михайловичем. Ничего не говорит? – Лукаво прищурился адмирал в пижаме.
— Конечно, говорит! У нас мичман на бербазе зав складом шхиперского имущества – Георгий Михайлович. Алкаш первой статьи. Но это не вы, конечно.
— Это не я. – Подтвердил Егоров.
— А фуранька моя неуставная, конечно, но по флотской моде. Не носить же, что со склада дали: Родина дала – Родина и смеется.
Лейтенант извлек из внутреннего кармана шинели фляжку-«шильницу»:
— Давайте, по маленькой! Коньяк «Ворошиловский»!
— Что-то такого не пробовал. – Удивился «папаша».
— «Шило» ворованное – Воро-Шиловский. «Шило» — это у нас так спирт зовут. Но это «шило» не ворованное. Мне механик в честь отпуска отлил. На дорожку, так сказать.
— Добрый у вас механик.
— Да ничего мужик. Мы с ним «земели». Он тоже из Самары.
Егоров извлек из баула бутылку армянского коньяка.
— Ну, уж если пить, так что-то подобающее.
— Ого! Армянский! Кучеряво живете!
— А то! Плохого не держим… Ну, и как она, жизнь на флоте?
— А!.. – Махнул рукой лейтенант. — Жизнь бекова: нас дерут, а нам некого!
— Это за что же вас дерут?
— Да за все! Матрос кувалду утопил – ты виноват. Матрос матросу по уху съездил – тебя дерут. Мичман с выхлопом пришел – опять тебя же и натягивают. Инструмент в торпедном не обезжирили – лейтенанта Симакова на ковер!
— Ну, и правильно. Инструмент надо обезжиривать… Значит, служба вам не нравится? Не пошла служба?
— Никак нет! Нравится. У нас так говорят: не служил бы на флоте, если б не было так смешно.
— И что же там смешного?
— Да все! Сосед по общаге, тоже лейтенант, дай, говорит, мне твою шинель на строевой смотр, а то у меня спинка зашита. Дал. А их в тот же день в «автономку» на год угнали. Смешно. А я без шинели. Вот теперь «парадку» ношу. А так живем по закону Бернулли: в понедельник ушли в субботу вернули. А бербаза живет по закону Ома: семь часов – море на замок и дома… Если серьезно, то перешвартовки замучили. Лодки у пирсов по два, по три корпуса стоят – причального фронта не хватает. Только девушку разденешь, а в дверь уже оповеститель стучится: перешвартовка, надо первый корпус выпускать.
— Жилье-то у вас есть?
— Официально есть – каюта на плавказарме. Но плавказарма три года, как списана, и три года без обогрева. Утром проснешься – волосы к подушке примерзают, зубная паста – кусок льда. Так что пока обретаюсь в «Золотой вше».
— Где, где?!
— «Золотая вошь» — общага для холостяков. Там, правда, тоже не топят. Но жить веселее, хотя и колотун жуткий. Под шинелями спим. Кто первый встанет, газету на полу поджигает. Пока горит, успеваем вскочить и одеться, пока пол теплый.
— Н-да… Экстремальненько… У нас даже в войну так не было.
— Комбриг говорит, женишься, в очередь на квартиру поставим. Вот еду жениться. А то совсем вымерзну, как мамонт.
-А что, в Полярном невест нет?
— Есть. Но они какие-то всего немного «б/у». А жену надо с родины брать.
— Это верно. Ну, давайте за ваш счастливый выбор!
Выпили за безошибочный выбор будущей супруги.
— А что, на подводной лодке не страшно служить? – Хитро поинтересовался «папаша», который в войну и взрывался, и горел, и тонул на подводных лодках. Да и день Победы встретил на мостике, командиром подводной лодки.
— Страшно тем, кто ничего не знает или знает все. А я – посередке. Хотя… Ходили на глубоководное погружение, так очко заиграло.
— Что так?
— Да, чуть было не промахнули предельную глубину… Еще метров десять и ку-ку, Гриня! Не сидел бы я с вами сейчас в этом купе… Вы думаете, прочный корпус он и в самом деле прочный? Да в нем сто тридцать семь дырок прорезано для ввода всяких кабелей и трубопроводов. И через каждую может вода прорваться. А глубже ста метров цистерны ВВД не продуешь. Только за счет хода всплыть можно, если он есть… Гидродинамическая сила великая вещь! Слыхали про такую?
— Понятно. Повезло, значит… Ну, а флотом-то сегодня кто командует?
— Адмирал флота Егоров.
— Ну и как он?
— Ничего мужик. Службу знает. Жаль, что в Полярный редко заглядывает. А у нас безобразий много.
«Как это редко, я там каждую неделю бываю!» — Едва не воскликнул Егоров, но вовремя удержался. Ночью адмирал проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо:
— Папаша, — услышал он голос лейтенанта-попутчика, — вы бы на правый бок легли. А то храпите, как дизель перед гидроударом.
«Я тебе покажу дизель!» — Вскинулся было адмирал, но, вспомнив, что сегодня он Гарун аль Рашид, покорно перелег на правый бок.
В Москве, перед выходом на перрон веселый лейтенант протянул «папаше» свою весьма пижонскую визитную карточку с золотым обрезом: на ней была изображена штормующая подводная лодка. По гвардейской ленте шли литеры: «Подводные силы СФ», внизу, под фамилией, именем-отчеством, старославянскими буквами было прописано – «офицер подводного флота Николай Александрович Симаков». В ответ попутчик тоже протянул свою карточку. Симаков второпях – пассажиры шли на выход – сунул ее в удостоверение личности. На том и распрощались. И только на Казанском вокзале, перед кассой, извлекая «воинское требование» на бесплатный проезд, лейтенант выронил визитку попутчика. Она порхнула белой бабочкой прямо к ногам. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и тут в глаза ему бросилась строгая типографская надпись:
«Командующий Краснознаменным Северным флотом адмирал флота Г.М. Егоров». Симаков так и застыл в полусогнутом состоянии – глаголем. «Вот тебе, папаша, и Егорьев день!»
— Вам плохо? – Спросил стоявший за ним в очереди мужчина.
— Ничего, ничего! – С трудом выпрямился лейтенант. – Радикулит, знаете ли, прихватил. Любимая болезнь подводника…
***
В очередной свой визит в Полярный адмирал Егоров обходил застывший по команде смирно строй подводников Четвертой эскадры. Заметив лейтенанта-попутчика, остановился против него. Симаков похолодел от ужаса. Но грозный адмирал протянул ладонь и тихо спросил:
-Женился?
-Так точно!
— Молодец.
И пошел дальше. Командир бригады потом долго допытывался, почему комфлота подошел именно к Симакову, почему протянул руку и о чем он спрашивал.
— С бракосочетанием поздравлял.
— А откуда он про него знает?
— А у моей мамы девичья фамилия Егорова. – Нашелся бравый лейтенант.
Через неделю он получил смотровой ордер на квартиру.
Байка-быль
«В харизме надо родиться».
В. Черномырдин
Действующие лица:
***
Чаще всего командующий флотом летал в Москву самолетом, собственным бортом. Но это по вызовам в Главный штаб, а в отпуск предпочитал ездить поездом, любимой «Арктикой» в вагоне СВ, в двухместном купе. Обычно адъютант выкупал и второе свободное место для того, чтобы покой адмирала в пути не нарушало ничье присутствие. Для Егорова это была редкая возможность побыть наедине с самим с собой, собраться с мыслями, слегка отдохнуть. А тут, то ли адъютант не успел, то ли мест свободных не было… Едва адмирал флота переоделся в теплую дорожную пижаму, как на пороге возник бравый лейтенант в черной заснеженной шинели и парадной фуражке.
— Здравия вам желаю!
— И вам не хворать! – Ответил немало удивленный вторжением нежданного гостя адмирал флота. – Вы до Москвы?
— Еще дальше – до Самары. – Радостно сообщил Симаков. — В Москве пересадку сделаю.
— Интересно, с каких это пор лейтенанты стали в СВ ездить?
— Решил шикануть по случаю отпуска: дай, думаю, хоть раз в жизни в мягком проеду. А вдруг повезет – соседка блондинкой окажется? У нас штурман однажды тоже в СВ ехал, такой роман закрутил! Ух…
— Нда… Не повезло вам. – Посочувствовал Егоров и усмехнулся. — Вместо красивой блондинки – старый серебряный блондин.
— Ничего, папаша, как-нибудь доберемся! А с блондинкой в Москве повезет. До Самары еще сутки ехать.
Слово «папаша» резануло ухо, но Егоров решил не выходить из образа попутчика-папаши. Его забавляла роль неузнаного халифа. Лейтенант снял шинель, повесил ее на плечики, и Егоров, пробежавшись глазами по офицерской тужурке, изумился тому, что все на ней, начиная от звездочек на погонах, кончая самими погонами и даже знаком об окончании ВВМУ, все было самодельным, сработанным вручную, то есть не уставным. Особенно поражала фуражка с удаленным распорным кольцом. Поля тульи обвисали эдаким пижонским полугрибом. Твое счастье, лейтенант, что не нарвался ты на офицерский патруль на вокзале!
— Странная у вас фуражечка, товарищ лейтенант! – Не удержался Егоров.
— Нормальная. Так командиры немецких подлодок носили. Меня, между прочим, Николаем зовут! А вас?
— А меня Георгием Михайловичем. Ничего не говорит? – Лукаво прищурился адмирал в пижаме.
— Конечно, говорит! У нас мичман на бербазе зав складом шхиперского имущества – Георгий Михайлович. Алкаш первой статьи. Но это не вы, конечно.
— Это не я. – Подтвердил Егоров.
— А фуранька моя неуставная, конечно, но по флотской моде. Не носить же, что со склада дали: Родина дала – Родина и смеется.
Лейтенант извлек из внутреннего кармана шинели фляжку-«шильницу»:
— Давайте, по маленькой! Коньяк «Ворошиловский»!
— Что-то такого не пробовал. – Удивился «папаша».
— «Шило» ворованное – Воро-Шиловский. «Шило» — это у нас так спирт зовут. Но это «шило» не ворованное. Мне механик в честь отпуска отлил. На дорожку, так сказать.
— Добрый у вас механик.
— Да ничего мужик. Мы с ним «земели». Он тоже из Самары.
Егоров извлек из баула бутылку армянского коньяка.
— Ну, уж если пить, так что-то подобающее.
— Ого! Армянский! Кучеряво живете!
— А то! Плохого не держим… Ну, и как она, жизнь на флоте?
— А!.. – Махнул рукой лейтенант. — Жизнь бекова: нас дерут, а нам некого!
— Это за что же вас дерут?
— Да за все! Матрос кувалду утопил – ты виноват. Матрос матросу по уху съездил – тебя дерут. Мичман с выхлопом пришел – опять тебя же и натягивают. Инструмент в торпедном не обезжирили – лейтенанта Симакова на ковер!
— Ну, и правильно. Инструмент надо обезжиривать… Значит, служба вам не нравится? Не пошла служба?
— Никак нет! Нравится. У нас так говорят: не служил бы на флоте, если б не было так смешно.
— И что же там смешного?
— Да все! Сосед по общаге, тоже лейтенант, дай, говорит, мне твою шинель на строевой смотр, а то у меня спинка зашита. Дал. А их в тот же день в «автономку» на год угнали. Смешно. А я без шинели. Вот теперь «парадку» ношу. А так живем по закону Бернулли: в понедельник ушли в субботу вернули. А бербаза живет по закону Ома: семь часов – море на замок и дома… Если серьезно, то перешвартовки замучили. Лодки у пирсов по два, по три корпуса стоят – причального фронта не хватает. Только девушку разденешь, а в дверь уже оповеститель стучится: перешвартовка, надо первый корпус выпускать.
— Жилье-то у вас есть?
— Официально есть – каюта на плавказарме. Но плавказарма три года, как списана, и три года без обогрева. Утром проснешься – волосы к подушке примерзают, зубная паста – кусок льда. Так что пока обретаюсь в «Золотой вше».
— Где, где?!
— «Золотая вошь» — общага для холостяков. Там, правда, тоже не топят. Но жить веселее, хотя и колотун жуткий. Под шинелями спим. Кто первый встанет, газету на полу поджигает. Пока горит, успеваем вскочить и одеться, пока пол теплый.
— Н-да… Экстремальненько… У нас даже в войну так не было.
— Комбриг говорит, женишься, в очередь на квартиру поставим. Вот еду жениться. А то совсем вымерзну, как мамонт.
-А что, в Полярном невест нет?
— Есть. Но они какие-то всего немного «б/у». А жену надо с родины брать.
— Это верно. Ну, давайте за ваш счастливый выбор!
Выпили за безошибочный выбор будущей супруги.
— А что, на подводной лодке не страшно служить? – Хитро поинтересовался «папаша», который в войну и взрывался, и горел, и тонул на подводных лодках. Да и день Победы встретил на мостике, командиром подводной лодки.
— Страшно тем, кто ничего не знает или знает все. А я – посередке. Хотя… Ходили на глубоководное погружение, так очко заиграло.
— Что так?
— Да, чуть было не промахнули предельную глубину… Еще метров десять и ку-ку, Гриня! Не сидел бы я с вами сейчас в этом купе… Вы думаете, прочный корпус он и в самом деле прочный? Да в нем сто тридцать семь дырок прорезано для ввода всяких кабелей и трубопроводов. И через каждую может вода прорваться. А глубже ста метров цистерны ВВД не продуешь. Только за счет хода всплыть можно, если он есть… Гидродинамическая сила великая вещь! Слыхали про такую?
— Понятно. Повезло, значит… Ну, а флотом-то сегодня кто командует?
— Адмирал флота Егоров.
— Ну и как он?
— Ничего мужик. Службу знает. Жаль, что в Полярный редко заглядывает. А у нас безобразий много.
«Как это редко, я там каждую неделю бываю!» — Едва не воскликнул Егоров, но вовремя удержался. Ночью адмирал проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо:
— Папаша, — услышал он голос лейтенанта-попутчика, — вы бы на правый бок легли. А то храпите, как дизель перед гидроударом.
«Я тебе покажу дизель!» — Вскинулся было адмирал, но, вспомнив, что сегодня он Гарун аль Рашид, покорно перелег на правый бок.
В Москве, перед выходом на перрон веселый лейтенант протянул «папаше» свою весьма пижонскую визитную карточку с золотым обрезом: на ней была изображена штормующая подводная лодка. По гвардейской ленте шли литеры: «Подводные силы СФ», внизу, под фамилией, именем-отчеством, старославянскими буквами было прописано – «офицер подводного флота Николай Александрович Симаков». В ответ попутчик тоже протянул свою карточку. Симаков второпях – пассажиры шли на выход – сунул ее в удостоверение личности. На том и распрощались. И только на Казанском вокзале, перед кассой, извлекая «воинское требование» на бесплатный проезд, лейтенант выронил визитку попутчика. Она порхнула белой бабочкой прямо к ногам. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и тут в глаза ему бросилась строгая типографская надпись:
«Командующий Краснознаменным Северным флотом адмирал флота Г.М. Егоров». Симаков так и застыл в полусогнутом состоянии – глаголем. «Вот тебе, папаша, и Егорьев день!»
— Вам плохо? – Спросил стоявший за ним в очереди мужчина.
— Ничего, ничего! – С трудом выпрямился лейтенант. – Радикулит, знаете ли, прихватил. Любимая болезнь подводника…
***
В очередной свой визит в Полярный адмирал Егоров обходил застывший по команде смирно строй подводников Четвертой эскадры. Заметив лейтенанта-попутчика, остановился против него. Симаков похолодел от ужаса. Но грозный адмирал протянул ладонь и тихо спросил:
-Женился?
-Так точно!
— Молодец.
И пошел дальше. Командир бригады потом долго допытывался, почему комфлота подошел именно к Симакову, почему протянул руку и о чем он спрашивал.
— С бракосочетанием поздравлял.
— А откуда он про него знает?
— А у моей мамы девичья фамилия Егорова. – Нашелся бравый лейтенант.
Через неделю он получил смотровой ордер на квартиру.
Черкашин Николай Андреевич ©
